Золотой череп. Воронка душ

Селеверстов Павел Егорович

– Вы всё испортили, – процедил Всебор. – Дурни вы этакие!

Он улыбнулся, покачал головой и посмотрел на смущённого предводителя.

– И кто тут у нас охотился на оленей?

– Не надо тут намекать, – пробурчал Громила. – Одно дело оленя подстрелить из ружья, а другое цесарок голыми руками ловить. Подавай мне оленя, я тебе мигом тушу приволоку.

– Плохой из тебя вожак, – огрызнулся Клут. – И вообще, так бездарно подготовить экспедицию мог только ты.

– Это что, бунт? – багровея от ярости, зашипел Броль. – Да где б вы все

были, если бы не я? Вы все трусы. Там в Тиаберии, кто как не я вытащил вас из переделки?

– Как раз таки именно не ты нас и вытащил из переделки, – фыркнул Клут. – Не будь Всебора, глодали бы сейчас наши красные косточки, бездушные упыри и это в лучшем случае.

Клут подбоченился и с вызовом уставился на Броля. Ситуация накалялась и всё могло закончиться трагедией. Всебор заметил как оба эльфа, потянулись к оружию и, понял, что через минуту будет поздно.

– Ст-т-тоять! – выпалил он. – Не надо делать глупостей и доводить дело до кровопролития.

Он решительно вклинился между эльфами и, отодвинув Клута в сторону, посмотрел на Громилу.

– Мы все в одной связке. И в Тиаберии каждый делал, что мог.

Броль скрипнул зубами и отвернулся. А Клут выхватил из кармана трубку и принялся нервно её раскуривать.

– Яичницы бы сейчас, – проговорил Зубастик. – Да со шкварками.

В воздухе повисла напряжённая тишина. Разгорячённые эльфы грозно сопели, Жиль и Палько пускали слюни.

– А ведь это идея, – оживился Всебор. – Здесь в траве гнёзда.

Половину яиц они, конечно, передавили, когда как оглашенные бегали по лесной поляне за цесарками, но и того, что удалось собрать, хватило на великолепный ужин.

Палько разыскал в овраге кусок пластуна, который послужил им сковородой, Клут насшибал древесных грибов, а в рюкзаке Жиля нашлась щепотка соли. И когда на гладком камне зашкварчала глазунья из пятидесяти яиц, радости бедолаг не было предела.

В костре потрескивали сучья, пахло дымком и жареными грибами. По краям, яичница немного подгорела, и чтобы не испортить ужин окончательно, они молча принялись за трапезу.

– В брюхе дойдёт, – риторически подытожил Броль. – Чинится здесь не перед кем, так что судари обойдёмся без столовых приборов.

Оголодавшие, словно дикие звери, они хватали глазунью грязными руками, жадно слизывали пищу с пальцев и чавкали так, будто в жизни не пробовали ничего вкуснее.

– «Посмотрел бы на меня сейчас Сейбилен, – подумал Всебор. – Что бы старик сказал, увидев мою свинскую физиономию: «где твои манеры, ты же мечтал о дипломатической карьере».

С яичницей они расправились быстро. Остался только запах, который исходил от раскалённого камня, да лёгкое чувство голода.

– Пожалуй, я бы не отказался и от второй порции, – заметил Клут. – Ну, и на этом спасибо.

– А я бы не отказался от пива, – улыбнулся Броль. – У трактирщика, что в иностранной слободе, оно, конечно, разбавлено водой, но чёрт меня подери, дешевле, чем он в Спумарисе

не наливает никто.

– Какие же мы все неудачники, – махнул рукой Клут. – Когда в компании одни бедоносцы, ничего хорошего не выйдет.

– Не будь таким мрачным, старик, – дружелюбно отозвался Громила. – Живы, здоровы, чего ещё желать?

– То, что живы никто и не спорит! – вмешался Палько. – А что здоровы… Посмотри на мою голову. Волосы совсем седые после проклятой Тиаберии.

Одноглазый демонстративно рванул шляпу и сверкнул блестящей лысиной, обрамлённой спадающими на плечи патлами.

– Видали что получилось? – запричитал Палько. – Совсем седой стал.

– Да за такое зрелище надо деньги брать, – присвистнул Всебор. – Когда ещё увидишь лысого эльфа.

– Это верно, – усмехнулся Броль. – Но денег давать некому. А лысый эльф – это нонсенс. Потому Палько никогда и не снимает шляпу.

Всебор сладко зевнул и приоткрыл глаза. Рассвело. Первые, ещё холодные лучики солнца искрами пробивались сквозь мокрую от росы кленовую листву. Прохладный ветерок доносил откуда-то запах хвои, приторный аромат ночных цветов.

Рядом храпел Зубастик. Особняком, устроившись у кострища, тяжко сопел Клут. Палько беспокойно бормотал и изредка сучил ногами. Только Броль, как и подобало субъекту с полным отсутствием воображения, спал спокойно и безмятежно.

– «Ну и горазды мы все дрыхнуть, – улыбаясь, подумал Всебор. – Впрочем, это единственная радость, которую никто не способен у нас отнять».

Он встал на ноги, прикрывая рот, зевнул ещё раз. Сон в сыром лесу то ещё удовольствие и все прелести такого сна, Всебор сразу же ощутил на своей шкуре. Конечности затекли, кости ломило и даже скулы от зевка болезненно свело судорогой.

– Расплата за богатую на приключения жизнь, – оглядываясь, прошептал Всебор. – Супчика бы сейчас горяченького.

Он сделал пару шагов, потянулся и от нечего делать принялся собирать хворост. Уходить в глубь леса ему не хотелось. Местность не знакомая, а слухи о бескрайних Гринберийских лесах с кабанами-людоедами будоражили воображение. Собрав охапку, он вернулся к костру, поворошил угли и бросил пару сучьев в занявшийся огонь. Затрещала сырая древесина и вдруг, сквозь этот треск, до слуха донёсся отдалённый расстоянием крик. Кричало живое существо, отчаянно, с надрывом, словно прощалось с жизнью.

– Что это!? – вскакивая с земли, спросил Жиль. – Ты слышал?

Он ошалело посмотрел на друга и, хлопая глазами, насторожился.

– Как будто человек кричит, – отозвался Всебор. – Броль что-то про разбойников говорил…

– Нет здесь никаких разбойников, – прошептал Громила. – В такую глухомань даже самый отчаянный головорез не сунется.

Броль лежал с закрытыми глазами и равнодушно улыбался.

– Чего переполошились!? Я ещё вчера своим собачьим нюхом почуял неладное.

Эльф открыл глаза и, приподнявшись на локте, потянул носом.