Золотой день
Шрифт:
«Все» оказалось настолько ничтожным, что было просто смешно называть эту мелочь таким гордым словом. Имена и телефоны. Имена и телефоны – это было все, что знала Элиф. У двух своих приятельниц она ухитрилась не знать даже фамилий, потому что одна из них развелась, а другая, наоборот, второй раз вышла замуж, но в записной книжке Элиф они, разумеется, так и остались на своих прежних местах.
Сестра не могла назвать точно почти ни одного адреса, хотя регулярно бывала у каждой из девяти подруг. Но она то не помнила номер квартиры, потому что прекрасно знала, на каком она этаже и какого цвета у нее дверь; то не знала номера дома или названия улицы, хотя найти нужное место могла бы с закрытыми глазами; то действительно
Она не знала ни возраста, ни дней рождения ни одной из женщин их компании, потому что если лет пятнадцать назад кто-нибудь из них мог охотно прибавить себе лет пять, чтобы уесть остальных тем, как она прекрасно сохранилась, то в последние годы все предпочитали молчать о своем возрасте или повторять годами одни и те же весьма сомнительные цифры. Элиф тоже этим грешила, озадачивая Кемаля, который хорошо помнил и сколько лет сестре на самом деле, и сколько она соглашалась признать год или два назад. Эта женская арифметика не имела никаких правил, и сложение в ней часто оборачивалось вычитанием, а последовательность и логика в этой загадочной науке не приветствовались.
Итак, имелись имена, почти все фамилии, некоторые адреса или фрагменты адресов, догадки о вероятном возрасте и телефоны. Негусто. Кроме того, сразу выяснилось, что женщины с трогательным именем Джан не существует в природе. Ну, просто нет такого сочетания имени, фамилии и телефона в городе Измире – и все.
– Ой, да, конечно, – защебетала в ответ на недоумение брата Элиф, – это же не ее официальное имя, ее все всегда зовут Джан, она такая милая, улыбчивая, все уж и забыли, как ее раньше звали…
– Джемиле – вот как, – мрачно сказал Кемаль, выяснивший, кому принадлежит названный сестрой номер, но не имевший возможности узнать об улыбчивости и доброте абонента, повлекших перемену имени.
– Ой, а откуда ты?.. Точно, я сама чуть не забыла. Джемиле Балкан, правильно! Неужели ты все проверял? – даже по телефону Кемаль чувствовал, как Элиф радуется: как-никак настоящий полицейский, серьезный и вечно занятый, принял ее жалобы всерьез, причем не ограничился пустыми словами и обещаниями, а предпринял настоящие, вполне реальные действия.
– Разумеется, я проверял. Если ты хочешь, чтобы Айше хоть что-то поняла в ваших проблемах, то как минимум имена она должна знать заранее. Чтобы не отвлекаться. Ладно, с этим все. Я все, что нужно, по телефонам установлю. Теперь вот что… – он помедлил, так и не решив перед этим разговором, как лучше его выстроить. Разумеется, Элиф нельзя давать понять, что все ее подозрения яйца выеденного не стоят. Поэтому чем больше вопросов ей задашь, тем лучше. С другой стороны, она так общительна, так впечатлительна и склонна к преувеличению, что может запросто выложить все услышанное любой из девяти подружек. Или всем. Хороша тогда будет Айше со своим приходом на золотой день. Все будут смотреть на нее как на сыщицу, которую пригласили специально, чтобы вынюхивать, выискивать и уличить одну из них неизвестно в чем. А впрочем, их недовольство скорее обратится на саму Элиф, а она, как говорится, за что боролась… И Кемаль, отбросив сомнения и взяв насколько возможно деловой тон, приступил к допросу: – Меня интересует следующее: во-первых, кто именно чувствовал себя плохо. Если сумеешь, расспроси всех… м-м… ненавязчиво – вдруг это еще раньше началось, а ты не знаешь? – да, так, пожалуй, правильно. Сестре станет любопытно, да и обидно – как это, она чего-то не знает! – и она примется всех расспрашивать. Если бы она еще услышала его совет о ненавязчивости… Но это, вероятно, из области невозможного.
Не дав сестре вставить ни слова, он быстро продолжал:
– Второе: напиши,
«Черт, еще и здесь дипломатия требуется! Мало того, что я занимаюсь этой ерундой, как будто это настоящее расследование, трачу на это время, втянул в ее дела Айше, так она ухитряется обижаться по пустякам. Хотя обижаться следовало бы мне: не могла даже имена с фамилиями и адресами выяснить!»
Кемаль сам не понимал, зачем взялся за это нелепое дело с такой основательностью. Разумеется, не потому, что поверил в версию сестры об умышленных подозрительных отравлениях. Это было бы слишком. Слишком похоже на тот идеальный сюжет, который он так расхваливал перед Айше.
К тому же он не мог не прийти к тому очевидному выводу, что, коль скоро несколько (пусть даже только три-четыре) женщин из десяти обсуждали происшедшее между собой, у гипотетического отравителя теперь не осталось ни малейшего шанса. Да на следующем золотом дне они и без Айше глаз друг с друга спускать не будут! А разговоры?! Разве удержатся они от обсуждения такой захватывающей темы? Да они два часа будут выяснять, кто кому подавал чашечку кофе, а кто выходил на кухню за кексом… Словом, вряд ли еще кто-нибудь отравится. Все будут бдительны. И будут обсуждать качество продуктов и способы приготовления блюд – и, пожалуй, переругаются на этой почве и поубивают друг друга… не в прямом, разумеется, смысле слова.
В общем, надо заканчивать с этой самодеятельностью. Пусть Айше, раз уж обещала, посетит их сборище, Элиф успокоится, и все это забудется. Жаль только, что память у Кемаля была устроена так, что он крайне редко забывал что-либо из услышанного или прочитанного. Разве что длинные цитаты из какого-нибудь Джойса. А список из десяти женщин, который ему удалось-таки составить через день-другой, скорее всего, застрянет в голове надолго. Как и аккуратно записанное детским школьным почерком сестры невообразимое количество блюд, которые эти дамы пробовали, хвалили, обсуждали, передавали друг другу, резали десертными ножичками, теребили начищенными серебряными вилочками, доедали без остатка, или, мило улыбаясь, оставляли на тарелке почти нетронутыми… Впрочем, это уже фантазии – область Айше. А его интересуют факты.
Что же мы имеем?
Отбросив все лишнее (зачем Айше учить наизусть их адреса и даты рождения?), Кемаль отдал жене уместившиеся на небольшом листочке результаты своей работы:
1. Элиф Озбек – домохозяйка, замужем, моя сестра;
2. Гюзель Алатон – журналистка, ведет рубрику «Спросим тетушку Гюзель» в газете «Утро», не замужем;
3. Селин Барут – учительница начальных классов, год на пенсии, замужем, детей нет, полгода назад удочерила восьмилетнюю девочку;
4. Джан (Джемиле) Балкан – домохозяйка, замужем, двое взрослых детей: дочь Илайда, сын Тимур;
5. София Эсмер – домохозяйка, наша бывшая соседка. «Мир тесен», – в один голос сказали они друг другу не слишком оригинальную мысль, когда Кемаль показал Айше имя и адрес одной из женщин. «Хорошо, что это оказалась она, а не кто-нибудь другой из нашего дома», – подумали оба и, догадавшись о совпадении, переглянулись и улыбнулись. Айше всегда хорошо относилась к своей бывшей соседке с первого этажа и с ней, единственной, продолжала иногда встречаться и перезваниваться после замужества и переезда. София была приятной неглупой женщиной, увлекалась астрологией и психологией, прекрасно шила, Айше было с ней комфортно и интересно. Странно, что она никогда не говорила, что ходит на золотые дни. Или Айше просто не обращала внимания?