Золотой дублон Брашера
Шрифт:
— Она получила такой шок, что стала в глубине души подумывать об убийстве. И шанс у нее появился — она проходила за его спиной как раз, когда он высунулся из окна. Вы ничего не хотите мне сказать?
— Говорите яснее, мистер Марлоу. Я этого не боюсь.
— Да, господи, куда яснее! Она вытолкнула своего хозяина из окна. Убила его, иными словами. И избежала ответственности. При вашей помощи.
Она посмотрела на свою левую руку, комкавшую карты. Кивнула. Подбородок ее дрогнул.
— У Вэнниэра были какие-нибудь улики? — спросил я. — Или он просто видел, как это случилось, и прижал вас, а вы стали платить ему время от времени,
Прежде чем ответить мне, она положила еще одну карту в пасьянс. Твердая, как скала.
— Он говорил о фотографии, — сказала она, — но я никогда этому не верила. Он не мог сделать такую фотографию. А если бы сделал, то показал бы ее мне — рано или поздно.
— Нет, не думаю. Снимок вышел бы очень слабым, даже если бы он держал в руках камеру, собираясь снимать происшествие на тротуаре. Но я думаю, он не решился бы показать ее. Вы по-своему очень крепкая женщина. Он мог опасаться, как бы вы его не передали полиции. То есть это на его взгляд, на взгляд преступника. Сколько вы ему уплатили?
— Это не ваше… — начала она, остановилась и пожала пухлыми плечами. Могучая женщина, сильная, битая, бесцеремонная… Но я ничего не боялся. Она подумала. — Одиннадцать тысяч сто долларов, не считая пятисот долларов, которые я послала сегодня.
— Ага. Чертовски мило с вашей стороны, миссис Мердок, что вы все помните.
Она неопределенно махнула рукой, опять пожала плечами.
— Это вина моего мужа, — сказала она. — Он был пьян, омерзительно пьян. Едва ли он мог что-то с ней сделать, но, как вы говорите, напугал ее до безумия. Я — я не могу ее винить. Она Достаточно выстрадала за все эти годы.
— Она должна была сама отвозить деньги Вэнниэру?
— Она наложила на себя что-то вроде наказания. Странное наказание.
Я кивнул.
— Думаю, это в ее стиле. Позднее вы вышли замуж за Джаспера Мердока, оставили Мерл у себя и заботились о ней. Кто-нибудь еще знал?
— Никто. Только Вэнниэр. И конечно, он никому не мог сказать.
— Да, вряд ли бы он решился. Это погубило бы все дело. С Вэнниэром кончено.
Она медленно подняла глаза и посмотрела на меня долгим, пронизывающим взглядом. Ее седая голова казалась скалой на вершине холма. Она наконец положила карты и сцепила руки на краешке стола, костяшки пальцев побелели.
Я сказал:
— Когда Мерл пришла ко мне домой, меня не было. Она попросила консьержа пустить ее в квартиру. Он позвонил мне, и я разрешил. И быстро приехал. Она сказала мне, что застрелила Вэнниэра.
Ее дыхание казалось шепотом в тишине комнаты.
— В сумочке у нее был пистолет, бог знает почему. Какая-то фантазия насчет защиты от нападения мужчин, я думаю. Но кто-то — можно предположить, что Лесли, — сделал пистолет безвредной игрушкой, засунув в патронник гильзу другого калибра. Она объявила мне, что убила Вэнниэра, и потеряла сознание. Я вызвал знакомого врача. И поехал домой к Вэнниэру. В двери был ключ. Он сидел в кресле, мертвый, давно мертвый, холодный и застывший. Он был мертв задолго до того, как туда приехала Мерл. Она не убивала его. Она сказала мне это просто для пущей трагичности. Врач объяснил мне механизм этого дела, но я не буду вас этим утомлять. Я думаю, вы все понимаете.
Она сказала:
— Да. Я понимаю. И что же?
— Она в постели, в моей квартире. Там сиделка. Я позвонил отцу Мерл по междугородной. Он хочет, чтоб она вернулась домой.
Она просто смотрела на меня.
— Он ничего не знает, — быстро сказал я. — Ни об этом случае, ни о старом. В этом я уверен. Он просто хочет, чтобы она вернулась домой. Думаю, я смог бы отвезти ее. Похоже, что теперь это на моей ответственности. Мне понадобятся эти последние пятьсот долларов, которые не успел получить Вэнниэр, — на текущие расходы.
— А еще сколько? — спросила она.
— Не надо, — сказал я.
— Кто убил Вэнниэра?
— Похоже на самоубийство. Револьвер у правой руки. Выстрел с очень близкого расстояния. В висок. Полиция, наверное, уже там. Не знаю, что они из этого выкопают. Нам остается только сидеть и ждать.
— Люди типа Вэнниэра, — сказала она, — самоубийств не совершают.
— Это все равно, что сказать: «Девушки вроде Мерл не выталкивают людей из окон». Это ничего не значит.
Мы посмотрели друг на друга с той внутренней враждебностью, которая появилась с самого начала. Через секунду я отодвинул стул и подошел к стеклянной двери на балкон. Я открыл занавеску и вышел. Кругом была ночь, тихая и ясная. Белый лунный свет был холоден и чист, как справедливость, о которой мы мечтаем и которой не находим.
Деревья под балконом отбрасывали в лунном свете тяжелые тени. За домом было что-то вроде парка внутри парка. Я заметил блеск декоративного бассейна. Дальше тянулся газон. В стоявшем там шезлонге кто-то сидел, я увидел огонек сигары.
Я вернулся в комнату. Миссис Мердок раскладывала пасьянс. Я подошел и взглянул на стол.
— Туз пик выбрался, — заметил я.
— Я передернула, — ответила она, не поднимая глаз.
— Я вас вот о чем хотел спросить, — сказал я. — Эта история с дублоном все еще в тумане, и оба убийства не имеют никакого смысла, если монета опять у вас. И хотел узнать, есть ли какая-нибудь деталь, по которой Дублон Брашера мог бы отличить специалист — человек вроде Моргенштерна.
Она подумала, сидя неподвижно, не отрывая глаз от карт.
— Да. Могла быть. Инициалы мастера, который сделал монету, — «Э. Б.». Они на левом крыле орла. Мне говорили, что обычно они на правом. Это единственное, что приходит мне в голову.
— Я думаю, этого достаточно. Вы в самом деле получили монету обратно? То есть вы не просто сказали мне это, чтобы я не метался вокруг?
Она быстро взглянула на меня, потом опять на карты:
— Сейчас монета в сейфе. Если вы разыщете моего сына, он вам ее покажет.
— Ну что ж, я прощаюсь с вами. Пожалуйста, распорядитесь собрать вещи Мерл и отправить ко мне на квартиру завтра утром.
Ее голова опять откинулась назад, глаза блеснули.
— У вас ловко это получается, молодой человек.
— Распорядитесь упаковать вещи, — сказал я. — Мерл вам больше не нужна — раз уж Вэнниэр умер.
Глаза ее плотно закрылись, она посидела молча. Странная, неподвижная улыбка застыла в уголках ее губ. Потом голова опустилась, правой рукой она сняла с колоды верхнюю карту, перевернула ее, взглянула и положила в сторону. И перевернула следующую карту, тихо, размеренно, спокойно. Она была непоколебима, как скала. Я пересек комнату, вышел, тихо прикрыл дверь, прошел по коридору, вниз по лестнице, потом по коридору первого этажа мимо застекленного кабинета и комнаты Мерл и вышел в безрадостную, душную, нежилую гостиную, где от одного присутствия я казался себе забальзамированным трупом.