Золотой эшелон
Шрифт:
Поль раскланялся, как на аплодисменты, и спросил:
— Что ты видел, капитан?
— У них тут что-то вроде феодальной республики. Сплошные лагеря раньше были. Так вот, они с полгода назад взбунтовались — все в одно время. Снюхались заранее, и в один час охрану перерезали. Кто захотел — по домам разбежался. А большинству ехать некуда, так они тут осели.
Я у них на базаре был. Картошку продают, грибы сушеные. Водку из березового сока гнать наловчились. В теплицах индийскую коноплю развели. Все в шинелях ходят и в джинсах — что мужики, что бабы. У них тут лагеря эту продукцию выпускали — вот все и нарядились со складов.
Мне повязку белую продали, сказали, нужна обязательно. Это у них охранной портянкой называется. Вроде как въездная виза. За пропуск поезда они дань берут, оттого я три часа и промаялся. Главный ихний по этому делу в суде
— Нельзя, коррупция получается!
Пришлось ждать, пока суд кончится.
— Суд присяжных — это хорошо. Гуманно, — убежденно выговорил Поль не очень послушным языком.
— Куда уж гуманнее! При мне как раз одного кагебешника судили, я полюбовался. Он с самого начала бунта в каком-то бункере отсиживался, пока жратва не кончилась. А потом вылез, маскируясь под политзэка — мол, пострадавший от коммунистов. Татуировки себе на рожу наколол подрывного содержания. Да только колол сдуру, не рассчитал. И вышли они у него в зеркальном отображении. На том и поймали. Смеялись все долго. А потом как свидетели начали рассказывать, что он вытворял, — у меня остатки волос дыбом встали. Не приведи ж Господи теперь сны видеть! Его к высшей мере приговорили, к катапульте.
— Что это за катапульта такая? — поинтересовался Зубров.
— Докладываю. У них тут лагеря были не только колючей проволокой, но и спиралями Бруно огорожены. Путанка, по-ихнему, называется. Через нее не перелезть было: это вроде пилочка для лобзика, только тоньше и в объемные спирали закручена. Как попал — так не выпутаешься.
Так вот они эту путанку из окрестных мест в один клубок сволокли. Метров двадцать в высоту да метров сто в диаметре. А рядом между двух березок катапульту наладили: как для запуска планера. Из этой катапульты кагебешника в путанку и запустили. Он метров сто пролетел — и в самую середину клубка. Целенький упал, живехонький. Вот только из этого клубка ему уже не выпутаться. Я видел: там другие висели, кого раньше запустили. Лучше б не видать. Что, Поль, молчишь? Гуманизм и справедливость — это, браток, вещи разные…
Неизвестно, как закончил бы Драч свое рассуждение. Его прервал зычный бас со станции:
— Эй, на поезде, путя собраны! Выходи, кто хочет, на прощальную молитву!
Несколько озадаченные Зубров, Драч и Поль пошли по вагонам к тепловозу. Рельсы были уже на месте. Поперек полотна была натянута розовая лента. По обе стороны дороги стояли провожающие: в шинелях, с автоматами, без шапок. Рожи у всех были чинные. На кузов стоявшего у обочины грузовика взобрался здоровенный мужик в мешковине. Могучим голосом, нараспев, он затянул:
— Покарай, Господи, большевиков, коммунистов, комиссаров, стукачей, ментов и фрайеров, им сочувствующих. Перевешай, Господи, и покарай, в бесконечном Твоем милосердии!
Под это напутствие поезд тронулся. Все молчали. Только неугомонный Поль потребовал немедленного объяснения слова «фрайер».
Новость распространилась по посольству со скоростью степного пожара. И все-таки Вилли, как ни торопился к своей установке, успел захватить только самый конец заявления ТАСС:
«…четыре транспортных самолета израильских военно-воздушных сил вероломно вторглись в советское воздушное пространство и, незаконно приземлившись в районе Жмеринки, похитили около двух сотен советских граждан еврейской национальности якобы в целях эвакуации их из осажденного погромщиками города. ТАСС уполномочен заявить, что советский народ, глубоко возмущенный наглой агрессией сионистов, не намерен терпеть попрания своего суверенитета. Вылазка оголтелой израильской военщины не останется без ответа. Вся наша страна вместе с прогрессивной мировой общественностью требует безоговорочного возвращения на родину граждан, силой угнанных в рабство сионистскими головорезами, и возмещения убытков, причиненных нашей стране этим бандитским налетом».
Все в посольстве оживленно обсуждали это известие, пытаясь угадать: что же все-таки предпримет Кремль, если Израиль советских евреев не вернет. Но отчет писать все-таки должен был Вилли, что он и исполнил с присущей ему непринужденностью. Уже вечером он для собственного удовольствия шарил по эфиру, нащупывая реакцию на израильскую вылазку.
Резче всех почему-то отреагировал Самарканд. Оттуда призвали ответить священной войной израильским агрессорам. 6-я Ударная армия, отошедшая как раз к Павлодару, пообещала навести порядок на Ближнем
Батько Савела направил «господам иерусалимским генералам» обращение уж вовсе для Вилли неожиданное. Он поздравил Израиль с разумной инициативой и блестяще проведенной операцией, но упрекал в недостатке размаха. «Як вы вже, хлопцы, забираете своих жидов — то ж забирайте ен усих, а як вам транспорта не хватит, то я поможу…» В заключение батько Савела ставил Израиль в известность, что через неделю все еврейское население контролируемой им территории будет собрано возле военного аэродрома рядом с Гуляйполем (приводились координаты) на предмет репатриации на землю предков. Батько Савела предлагал провести репатриацию в ударные сроки, обещал каждому уезжающему выходное пособие в размере кожуха и мешка гречки и намекал на то, что угрозу погрома, если это необходимое условие еврейской эмиграции, его хлопцы создадут.
Рабочие Урала отреагировали еще менее понятным образом: в знак солидарности с жителями Жмеринки они объявили бессрочную забастовку.
И только майор Брусникин, прослушав сообщение ТАСС, не выразил никакого волнения. «М-да, дела, — вздохнул он, — нам бы парочку таких самолетов…» Но этого частного мнения Вилли Хардинг, конечно, слышать не мог.
Глава 19
Низко над горизонтом мелькнули три боевых вертолета. Ми-24 — определил Зубров и понял: его крупно обманули.
Уже эшелон Рязань миновал, уж Коломна скоро, и вот вновь перед эшелоном кто-то путь ломает. Вроде зеленые, но уж больно хорошо вооружены и ломают путь слишком профессионально. Осмотрел путь Зубров в одном месте, в другом, третьем. Следы порчи свежие. Часа за два, за три до подхода эшелона профессионалы поработали. Подумал Зубров да и выслал разведку назад. Результат — позади эшелона никто путь не портит. Портят только впереди. Вывод: порча ведется не ради остановки технического прогресса, но с более узкой целью: кто-то хочет остановить Золотой эшелон. У Зуброва уже есть догадки о личности злоумышленника. Надо проверить. И решил преподать урок. Сформировал группу Брусникина из трех отборных взводов, вывел ее ночью далеко вперед в лес, туда, где злодеи могли бы путь ломать вероятнее всего. Вторую группу во главе с Салымоном мелкими засадами расположил вдоль другой стороны пути: в случае чего — сигнальте. А сам забрал все газики, посадил на них надежных ребят и вышел ночью далеко вперед от эшелона: мобильная группа готова появиться там, где злодеев застанут. Сидит Зубров в засаде, ждет сигнала, и вот тут увидел он на горизонте тройку Ми-24, а уж за ней пятерку Ми-8. Шли вертолеты не вдоль железной линии, но пересекли ее, уходя на север. И понял Зубров, что тут-то он и попался.
Все эти повреждения пути, выполненные профессиональной рукой: имели просто целью выманить Зуброва с лучшими солдатами и офицерами подальше от эшелона. А выманив, ударят парочкой легких вертолетов с юга, оттуда удобнее всего: там к самой линии подступают холмы и пролески, ракетами вертолеты стрелять не будут — чтоб не повредить груз, но пулеметами беды наделают и скроются. Все внимание оставшихся в эшелоне будет приковано к этому самому вероятному направлению атаки, а в это время с севера, с очень, казалось бы, неудобного направления появятся тяжелые штурмовые Ми-24 и с предельно короткой дистанции разобьют эшелон в щепки, груза не повредив, и десант высадят для захвата. Вот именно эту группу вертолетов Зубров и видел на горизонте: три тяжелых бронированных Ми-24 — это пушечный удар, а пять Ми-8 — это десантная рота. Вот и все. Закусил Зубров губу. Знал, что Драч хороший служака, знал, что Драч бесподобный хозяйственник, ему бы премьер-министром быть! Экономикой править. А как тактик — он ноль. И не успеть Зуброву к своему эшелону — далеко вперед его занесла нелегкая. А если и появишься там у эшелона со своими легонькими газиками, то вжарят по тебе Ми-24 из автоматических пушек и не останется даже времени о мести помечтать. Эх, Драч, вся надежда на твою стратегическую гениальность.