Золотой эшелон

Ратушинская Ирина Борисовна

— Драч твой в рубашке родился, — сказал Сеня Зуброву. — Даже брюшная полость не задета. Небольшая вена перебита, вот и все. Ну, и болевой шок: нерв там рядом. Крови потерял, правда, много. В общем, недели за две очухается. Шьем.

Раскрасневшийся после бани Зубров сидел за столом напротив Петровича. Все уже легли спать. А полковника повело на разговор.

— Не привык я, Петрович, вопросов лишних задавать.

— Ладно, спрашивай. У тебя тоска в глазах, как на верную смерть идешь. Не в раненом друге, видно, дело. Спрашивай.

— Я полземли истопал. От Кандахара до Вестдорфа. А вот деревни

твоей понять не могу. Вокруг страна в войне гражданской. Люди хуже шакалов стали. Мор вокруг, кровища. А вас это все вроде как обтекает. Хоть оружия с собой не носи. Ты ж не юрод, чтоб страха не знать. И вокруг же не ангелы, чтоб вас не трогать. Как оно выходит?

— Нашел кого спрашивать. Думаешь, я сам знаю, почему нас тут всех не перерезали? Думаешь, я так уверен, что завтра не перережут? Может, у вашего брата бандита вдруг новая идеология появится, по которой нас всех — к стенке, с мальцами? Так прикажешь жить в ожидании стенки? И детей так растить? Черта лысого! Тут люди живут. И работают, как люди. И умрут, как люди, — если вы резать придете.

— Стоп-стоп, Петрович! Ты меня вроде как в бандиты записал?

— А кто же ты есть? Ты не горячись, ты сам посуди. В любой стране и в любое время бандиты, жулики и работники — в определенной пропорции. И без них без всех стране не прожить. Без бандитов не защитишься. Без жуликов торговли и законодательства не будет. Да и части врачей тоже. А без работников — вся эта шушера и дня не проживет. Уже пробовали. Всех повыбили — и сами зубы на полку. Тогда опомнились, начали уважать. Ты в армии давно?

— С Суворовского училища.

— Тогда знаешь, что такое в армии умельцы. У них, пацанов восемнадцатилетних, ремесло в руках — и как они у вас нарасхват!

Хоть водопроводчики, хоть ювелиры, хоть парикмахеры — чем они в армии занимаются? Да своим же ремеслом! А вы им фиктивные документы оформляете, чтоб только они работали: канализацию вам чинили или жен офицерских стригли под Мэрилин Монро! Кто кого за глотку держит? Кто за чей счет живет? То-то и оно. Работник — всему основа. Поди нас вырежь — к кому потом бежать, если прижмет? У нас тут работники, других не держим. Кого война пригнала, кто сам пришел. К нам все окрестные банды раненых возят. Даже если враги при этом встречаются — то у нас отношений не выясняют. И не грабят тут, хоть и знают, что есть чего. Ты на своих солдатиков посмотри: морды бандитские — дальше некуда, а тут не озоруют. Смерти понюхали, так и не плюют в колодец.

— А меня ты, Петрович, все же в бандиты зачислил?

— А кто ты еще? Работник, может? Или жулик? Бандит ты и есть.

— Это как это? Я честно служу.

— А кому это ты, интересно, служишь?

— Я человек казенный. Присяга…

— Ты не оправдывайся, что по молодости лет да сдуру кому ни попадя присягал. Ты в присяге страну от врагов защищать обещал, а чем сейчас занят? Под конвоем невесть откуда спецгруз особой важности в Москву везешь. Мыла контейнер! Вот уж действительно боевая задача! Вся Россия на тебя смотрит: будет кремлевским маразматикам чем мыться или нет? Только родину сюда не приплетай. Присягал бандитам — так и сам бандит. Что молчишь? Не согласен, что ли?

— Власть в стране нужна. Без нее анархия, разруха будет.

— А то ее сейчас

нет! А то десять лет назад с голоду не бунтовали! А то эти, которым ты присягал, о чем другом думают, кроме как побольше золота за границу перевезти, да в какую страну потом смыться! Ты думаешь — им не все равно, что тут будет?

— Все это, Петрович, так. Однако обстоятельства есть. Если я в Москву контейнера не доставлю, то мою родную деревню артогнем накроют. По ошибке якобы. А у меня там…

— Постой, полковник! Ты же сказал, что мыло из контейнера сперли!

— То-то и оно…

— Так это ты решил идти сдаваться? И пытаться объяснить, что никакого секретного груза не было, мыло одно? Авось уж, если и прикончат, то только тебя одного?

— Там посмотрим, — ответил Зубров уклончиво. Петрович налил по стопке водки. Молча выпили. Закусили огурцом Марьиного посола.

— У меня к тебе, Петрович, просьба есть.

— В таком положении, как у тебя, не отказывают. Говори.

— Девчонка у меня в поезде. Молоденькая совсем. Делать ничего не умеет. Стало быть, тебе не ко двору. Сбереги ее, а?

— Небось беременная.

— Похоже на то.

— Не волнуйся. Хата у меня большая, поместимся.

— Уж я не знаю, как мне тебя и благодарить.

— Пустое это. Ладно, уже спать пора. Ты хоть и не малец, а я тебе на ночь сказку расскажу. Греческие мифы читал в детстве?

— Не довелось. Говорю тебе, Суворовское училище…

— Так слушай. Лет этак три тысячи тому назад одни греки с другими не поладили. Десять лет воевали, и никто никого одолеть не мог. А все дело было в том, чтоб столицу взять. Так что же они выдумали? Сколотили деревянного коня, да внутри весь гарнизон и спрятали. Подкатили к стенам столицы — вроде как прощальный подарок, вроде как пасут они. Те дурни обрадовались, в город коня закатили и давай праздновать. Тут греческий батальон повылазил, кто на пути был — перерезали, и открыл городские ворота. После этого пословица пошла: про дареного коня. А теперь пошли спать.

Поднялись на рассвете. Марья накормила всю ораву вареной картошкой. Петрович поехал с ними к эшелону за Оксаной.

К выпрыгнувшему из БДТ Зуброву подскочил плечистый капитан и доложил:

— Товарищ полковник, за время вашего отсутствия никаких происшествий не было.

— Отлично. Заправь БДТ до отказа. Уложи в него оружия на два отделения, чтоб деревню защищать. И горючего. Не жалей ничего. Выполняй.

— Есть.

Зубров с Петровичем влезли в командирский вагон. Оксана бросилась навстречу Зуброву, но смутилась, увидев незнакомого человека.

— Девочка моя. Это Петрович, познакомься. Собирайся быстренько. Ты поедешь с ним. Со мной в Москву сейчас нельзя. Не бойся, все будет хорошо.

Оксана, не говоря ни слова, ушла в купе. Чтоб не плакать — надо задержать дыхание и считать до двадцати. Это было самой важной наукой, которую она усвоила в школе. Зубров и Петрович закурили.

— Свидимся ли еще, Петрович?

— А вдруг и свидимся? Дуракам везет, знаешь? Приедешь ты за своей Оксаной, а у нее дитенок в пеленках брыкается. Заберешь обоих и поедешь в свою деревню. Хотя нет, не доедешь. Ты себе еще какую-нибудь мороку найдешь, чтоб уж точно не сносить головы.