Золотой характер
Шрифт:
Остаток пути Гребенкин посвятил моральному обоснованию своего поступка. Он не сочувствовал человеку, обронившему ключи. Нет! Пусть мечется у двери, которую придется теперь ломать. Пусть портит письменный стол или гардероб и все остальное, что открывали и закрывали эти ключи. Не нужно быть растяпой. Сегодня потерял ключи, завтра — бумажнике деньгами, а там, гляди, еще что-нибудь. С этой точки зрения, потеря ключей не беда, а даже благодеяние, урок, который многому научит неосторожного.
Удовлетворенный глубиной собственных рассуждений,
Прежде всего ой увидел свою жену Софочку. Но в каком виде! Всегда такая изящная и томная, она сидела растрепанная, жалкая на ступеньках лестницы и горько рыдала. За спиной у нее растерянно переминались с ноги на ногу оба сына-подростка. Фоном для этой семейной группы служили жильцы соседних квартир, преимущественно женского пола. Они шумели.
— Что случилось? — крикнул Петр Алексеевич, обводя присутствующих блуждающим взглядом.
Заслышав любимый голос, Софочка перестала плакать и взглянула на мужа.
— Ключи потеряла, — всхлипнула она и махнула в сторону двери. — Ходила в магазин за льдом для ботвиньи и потеряла.
— Фу-у, черт! — облегченно вздохнул Гребенкин. — А я подумал бог знает что. Ломать! Сию же минуту вызвать слесаря и ломать!
— Что ломать, Пепа! — удивилась Софочка.
— Как что? Дверь, замок! Я знаю?
— А гардероб?
— Что гардероб?
— Да ведь я и от гардероба ключ потеряла.
Петр Алексеевич покрутил головой:
— Эк тебя угораздило! Ломать!
— А новый сервант?
— Что сервант? — Гребенкин опустился на ступеньки лестницы рядом с женой и каким-то петушиным голосом спросил:
— И от серванта ключи потеряла?!
Софочка, предчувствуя бурю, закрыла лицо руками и уткнулась в колени. Из этого ненадежного убежища едва слышался ее жалобный голосок, но в ушах Петра Алексеевича он отдавался всесокрушающим громом.
— И от книжного шкафа.
— И еще от чего? — пролепетал Гребенкин.
— И от буфета… Все ключи были на одном кольце.
— И еще от чего?
— От твоего письменного стола, — выдохнула Софочка. Она с ужасом подумала, что этот последний удар окончательно доконает ее дорогого Пепу. Выждав секунду, она осторожно раздвинула пальчики и приоткрыла один глаз. К ее удивлению, Петра Алексеевича уже не было. Только откуда-то снизу доносился удаляющийся шум, словно по лестнице скатывалась снежная лавина, а минуту спустя до потрясенной Софочки долетел ликующий возглас:
— Я знаю, где они!
Немного времени потребовалось Гребенкину, чтобы оказаться на том месте, где он недавно поучал неведомого растяпу, и еще меньше, чтобы убедиться, что ключи исчезли. Он отбросил портфель, опустился на четвереньки и начал разгребать песок. Но ключей не было. Попадались то камешки, то обгорелые
Между тем вокруг стали собираться любопытные. Подошла старушка с лохматым пуделем на ремешке. Пудель почему-то страшно обрадовался, завидев Гребенкина. Он дружелюбно завилял хвостом и попытался лизнуть его в нос, но старушка, опасаясь за песика, поспешно натянула поводок. Молодая женщина с голубой детской коляской боязливо предложила позвать на всякий случай милиционера. Услышав это слово, Петр Алексеевич поднялся с земли, молча растолкал толпу и кинулся к постовому. Но тот ничем не мог его обрадовать — никто не передавал ему никаких ключей.
— Эх, лю-ди! — скривился, как от зубной боли, Гребенкин.
— Да вы не унывайте, гражданин, — ободрил его милиционер. — Я тут на некоторое время отлучался по делам службы, так что обратитесь в отделение милиции. Возможно, кто-нибудь уже принес ваши ключи туда.
Гребенкин вскинул брови и удивленно посмотрел на милиционера.
— Ну и шутник же вы, товарищ старшина! — вяло усмехнулся он и, махнув рукой, поплелся к своему дому. Но тут он вспомнил страдальческое лицо Софочки, представил себе, как скрежещут и ломаются под рукой слесаря замки нового серванта, письменного стола, гардероба, и круто повернул обратно.
В отделении милиции Петра Алексеевича ждал приятный сюрприз. После первых же слов Гребенкина дежурный по отделению взял с этажерки связку ключей и побренчал ими в воздухе. Такой сладостной музыки еще никогда не слышал Петр Алексеевич.
— Ваши?
— Наши! — обрадованно воскликнул Гребенкин.
— Очень хорошо. Недавно старушка какая-то принесла.
— Совсем наоборот, — вмешался сержант, сидевший за столом. — Не старушка, а молодой человек. Старушка принесла вон ту сумочку.
Дежурный задумчиво погладил подбородок.
— Ну, не знаю… Мне припоминается, что молодой человек чемоданчик принес.
Гребенкин нетерпеливо кашлянул. Ему так хотелось обрадовать Софочку, а тут этот разговор о старушках, чемоданчиках, сумочках… Получив ключи, он кивнул дежурному и помчался домой.
…Вечером, укладываясь спать, Петр Алексеевич миролюбиво сказал жене:
— Ну и наделала ты переполоха, мамочка! — и ойкнул от неожиданности, получив довольно чувствительный удар, локтем в бок.
— Ты сам виноват! — прошипела Софочка. — Не ты ли требовал от меня закрывать все, что можно закрыть, — одно от бабушки, другое от детей…
На это нечего было возразить. Петр Алексеевич натянул одеяло до самого подбородка и пробурчал:
— И есть же еще такие свиньи! Нет чтобы отдать ключи постовому — вынуждают человека мчаться сломя голову в милицию!
Н. Грибачев
ВЕДЬМА