Золотой характер
Шрифт:
Какой породы было дерево, не скажу, но только столб получился крепкий. Как-то в него врезался «Москвич» — радиатор в лепешку, крыло в гармошку, — а столб стоит себе да звенит.
А вы говорите — техника.
Никто не знал, кому и когда пришла в голову идея вбить сюда этот столб и зачем он вообще.
Просто привыкли.
Вот столб и стоял, как столб. Никаких полезных задач не выполнял и только изредка звенел или гудел, когда на него кто-нибудь натыкался.
Правда, ребятишки, играя в прятки, любили за ним укрываться. Может быть, только
Попытки извлечь из столба хотя бы малейшую пользу заканчивались крахом. Например, однажды Сеня Шустров забрался на верхушку столба в надежде, что оттуда дальше видно. Увидел он все ту же нашу Раздольную улицу, но зато сверзился и едва не свернул себе шею.
Со временем в честь этого столба наш тротуар стали называть «столбовой дорогой».
Хотите верьте, хотите нет, но за многие годы к столбу так притерпелись, что даже синяки и шишки, возникавшие от столкновения с ним, принимали как должное.
Так и стоял бы столб до сегодняшнего дня, если бы кого-то вдруг не осенило:
— А на что она здесь, граждане, дубина эта? Только мешает. Спилить — и на дрова.
И все мы тотчас будто прозрели: верно ведь!
Дальше — больше: стали мы поглядывать на наш столб с неприязнью и даже некоторой враждебностью. Кто-то вспомнил свои синяки, другие же заговорили о том, как эстетично будет выглядеть Раздольная улица без нелепого столба. Ко всему этому прибавились практические реплики хозяек: дескать, к столбу даже бельевую веревку не привяжешь — так неудобно он стоит.
Наконец в одно прекрасное утро два соседа — Панкрат Иваныч и Глеб тоже Иваныч — взяли пилу и твердым шагом направились к безмятежному столбу.
Как раз в ту минуту мимо столба следовал управляющий горкомхозом Эдуард Кузьмич Стародуб. Разгадав коварное намерение злоумышленников, он обнял столб, точно отца родного после долгой разлуки, и произнес суровое обличительное слово:
— Вы кто такие, чтобы самовольно и самочинно уничтожать предметы общественного пользования? Распоясались! Может быть, этот столб имеет значение и поставлен здесь для порядка? Может, в нем есть познавательная ценность? Или, допустим, это исторический памятник седой старины? Какое вы имеете право пилить реликвию? Не допущу беззакония!
Панкрат Иваныч и Глеб тоже Иваныч, а потном и сбежавшиеся на шум соседи стали хором убеждать управляющего, что стоеросовая дубина, которую он заключил в свои взволнованные объятия, никак не может стоять здесь для порядка, ибо она как раз главнейшая причина всяких недоумений, раздражений и беспорядков, включая шишки на лбах и синяки на скулах; что никакой познавательной ценности в этаком бесхитростном бревне нет и быть не может; что и как историческая реликвия столб тоже не выдерживает критики, потому что от него веет не стариной, а, с позволения сказать, чем-то совсем другим.
Однако Эдуард Кузьмич был непреклонен:
— Столб принадлежит коммунхозу и, стало быть, подведомственен мне. Не потерплю самоуправства!
Мы
Эдуард Кузьмич принял делегацию. После полуторачасовой беседы, в ходе которой обе стороны не сумели воздержаться от взаимных колкостей, пришли к общему выводу: найти хозяина столба и испросить у него разрешение на удаление такового с территории Раздольной улицы.
Пока же к столбу был приставлен коммунхозовский сторож дядя Федя в тулупе и с двустволкой. Он должен был ходить вокруг столба и замечать всякое подозрительное движение.
Той же ночью произошли два чрезвычайных события.
Во-первых, из продуктового ларька, лишенного бдительной опеки дяди Феди, было похищено 386 руб. 55 коп.
Во-вторых, неизвестные пытались спилить столб, но в темноте и второпях успели надпилить только валенок сторожа. Дядя Федор, разбуженный столь необычным способом, дал залп в воздух из обоих стволов. Выстрелом было высажено чердачное окошко у гражданина Смяткина Григория Нилыча, а попутно контужен кот Фомка, крепко спавший в этот момент на чердаке.
С рассветом все заинтересованные лица были на ногах. Там и сям хлопали двери и тявкали собаки, а в воздухе, сверкая, мелькали имена существительные, глаголы и междометия, которыми жители Раздольной улицы пытались определить свое отношение к событиям.
Гражданин Смяткин ухватил дядю Федю за полу тулупа и, потрясая завернутыми в газету осколками стекла, требовал у него возмещения за разбитое окно.
Дядя Федя вырвался от Смяткина, явился в коммунхоз и там, ласково поглаживая двустволку, потребовал возмещения за надпиленный валенок.
Эдуард Кузьмич, запершись в кабинете, безуспешно звонил следователю Галкину, чтобы потребовать немедленного отыскания ночных правонарушителей, пытавшихся спилить общенародное достояние.
Следователь Галкин в это же время занимался осмотром продуктового ларька, откуда было преступно изъято 386 руб. 55 коп.
Соседи Смяткиных под руководством супруги Смяткина Евдокии Климовны коллективно писали в местную газету сатирическую заметку под уничтожающим заголовком «С этим пора кончать!». В заметке подвергались убийственной критике черствые работники ветеринарного пункта, отказавшие коту Фомке в стационарном лечении.
Уличный комитет, разбившись на отряды, рыскал по городу в поисках хозяина столба.
Только столб стоял по-прежнему незыблемо и невозмутимо.
К вечеру обстановка накалилась добела.
Валенок дяди Феди отправили в ремонт за счет коммунхоза, однако выяснилось, что в мастерской истекли запасы дратвы. Работники коммунхоза сели писать коллективное письмо в облпромсовет о возмутительном снабжении города дратвой.
Редактор газеты отказался поместить заметку «С этим пора кончать!», так как место было давно уже зарезервировано для сообщения горкомхоза о величественных планах благоустройства Раздольной улицы на ближайшее десятилетие.