Золотой киль

Бэгли Десмонд

Она понимающе кивнула, потом сказала:

— В районе порта есть кафе под названием «Три рыбки». Ждите меня там в девять утра. Приходите один. Курце я никогда не любила, а теперь, пожалуй, мне так же неприятен и Уокер. Мне бы не хотелось разговаривать с ними.

— Хорошо, — сказал я, — приду.

Графиня легко спрыгнула на причал и, грациозно изогнувшись, надела туфли. Я смотрел ей вслед и долго еще слышал дробный стук каблучков из темноты, поглотившей ее.

Внизу Уокер стал приставать ко мне с вопросами:

— Откуда она взялась? Как узнала,

что мы здесь?

— «А мачты гнулись и скрипели…» — пропел я. — Ей известно все или почти все… и она облагает нас налогом.

Уокер аж рот раскрыл.

— Она узнала про золото?

— Да, — ответил я, — но больше я тебе ничего не скажу, пока не вернется Курце. Нет смысла повторяться.

Уокер пытался настаивать, но усмирил свое нетерпение, когда понял, что я не намерен продолжать разговор, и, надувшись, съежился на диване. Через полчаса мы услышали шаги Курце на палубе. Он был благодушно настроен и притащил много еды, которой предстояло разнообразить наш стол; чувствовалось, что успел пропустить пару стаканчиков.

— Знаете, эти итальяшки умеют готовить.

— Здесь только что была Франческа, — сообщил я.

Потрясенный новостью, Курце смотрел на меня.

— Дочка Графа?

— Да.

Уокер снова завелся:

— Я хочу знать, как она разыскала нас.

— Чего надо этой заносчивой суке? — Реакция Курце меня удивила.

Ну, очевидно, антипатия у них взаимная.

— Она хочет получить часть сокровищ, — прямо ответил я.

Курце выругался:

— Откуда, черт возьми, она узнала про золото?

— Альберто перед смертью написал.

Курце и Уокер обменялись взглядами, и после тягостного молчания Курце сказал:

— Значит, Альберто собирался нас предать.

— Он и сделал это, — сказал я.

— Тогда почему золото до сих пор там? — недоумевал Курце.

— Письмо не было закончено, — объяснил я. — Альберто не успел написать, где спрятано золото.

— Фу — с облегчением вздохнул Курце. — Ну тогда ничего страшного.

Его тупость меня раздражала.

— Как, по-твоему, мы будем выбираться отсюда, если пол-Италии наблюдает за нами? — спросил я. — Она все время была в курсе твоих дел, следила за тобой каждый раз, когда ты приезжал в Италию, и посмеивалась. А теперь поняла, что готовится нечто серьезное.

— Этой суке лишь бы посмеяться надо мной, — злобно сказал Курце. — Она всегда обращалась со мной, как с грязью. Наверное, и Граф хохотал как сумасшедший.

Я задумчиво потирал подбородок.

— Она уверяет, что Граф ничего не знает. Расскажи-ка о нем.

— О Графе? Никчемный старик. Он не смог вернуть свои имения после войны — почему, не знаю — и сейчас беден как церковная мышь. Живет в Милане в убогой квартире, в которой и повернуться негде.

— Кто-нибудь помогает ему?

Курце пожал плечами.

— Не знаю, может, она. Она в состоянии себе это позволить. Вышла замуж за римского графа, слышал, очень богатого, так что, полагаю, подкидывает старику кое-что на хозяйственные расходы.

— За что ты так не любишь

ее?

— А потому что она из этих высокомерных сук высшего общества — я их всегда терпеть не мог. У нас в Хьюгтоне тоже полно таких, только здешние еще хуже. Она со мной и здороваться не желала. Не то что ее отец. С ним мы ладили.

Возможно, в один из приездов он приставал к ней и получил достойный отпор. А приставания Курце скорее всего были грубы и непристойны, как если бы исходили от гориллы.

— Часто она попадалась тебе на глаза в Италии?

Он подумал и сказал:

— Пожалуй. В каждый мой приезд хоть раз да попадалась.

— Понятно. Это все, что ей было нужно: засечь тебя, проще говоря. Похоже, она окружена весьма полезными друзьями и, сдается, они не из того общества, к которому ты ее причислил. Она перехватила сигналы Меткафа всем средиземноморским портам, правильно их расшифровала, так что у нее, кроме красивой внешности, есть и мозги.

Курце зафыркал:

— Красивая? Просто сука облезлая…

Она таки сидела у него в печенках.

— Неважно, но нас возьмет голыми руками. Мы ничего не сможем сделать, пока она следует за нами по пятам. Не говоря уже о Меткафе, который тоже идет следом. Странно, что он еще не проявил себя в Рапалло.

— Говорю тебе, он струхнул, — прорычал Курце.

Я даже отвечать ему не стал.

— Впрочем, не стоит ломать голову, пока мы точно не узнаем, чего она хочет. Я встречаюсь с ней завтра утром, после этого, вероятно, кое-что прояснится.

— Я пойду с тобой, — твердо заявил Курце.

— Она хочет видеть меня, а не тебя, — ответил я. — Она это специально оговорила.

— Чертова сучка! — взорвался Курце.

— И, ради Бога, подбери другое слово, надоело слушать, — раздраженно сказал я.

Он испепелил меня взглядом.

— Что, втюрился?

Я окончательно потерял терпение и ответил:

— Не знаю я эту женщину — видел ее всего пятнадцать минут. Отвечу тебе завтра.

— Она что-нибудь говорила обо мне? — спросил Уокер.

— Нет, — солгал я.

Не было смысла настраивать против нее обоих. Похоже, действовать нам придется вместе, и чем меньше неприязни, тем лучше.

— Но мне все же придется идти на встречу с ней одному.

Курце тихо ворчал, поэтому я счел нужным сказать:

— Не беспокойся: ни она, ни я не знаем, где находится золото. Ты нужен всем — и ей, и мне, и Меткафу. Кстати, мы не должны забывать о Меткафе.

* * *

На следующий день рано утром я отправился на поиски кафе «Три рыбки». Оно оказалось обычной портовой забегаловкой, каких полно в любом приморском городе. Приметив его, я пошел прогуляться около стоянки яхт, разглядывая элегантные прогулочные суда богатых европейцев. Среди них было немало больших судов, хозяева которых и гости вели беззаботную жизнь, пользуясь услугами наемного экипажа; но мне по вкусу были другие яхты — маленькие, удобные в управлении, где хозяева, не гнушавшиеся никакой работой, все делали сами.