Золотой ключ. Том 1

Эллиот Кейт

Она направилась к Алехандро. Под ногами захрустел гравий. Герцог обернулся; профиль исчез, но Сааведру это не огорчило. В любой позе он был красив, любой его жест годился для портрета. И то, как он вскидывал голову, и то, как дергал уголком рта, и то, как взмахом широкой ладони прекращал спор, к которому внезапно утрачивал интерес, — пусть даже сам этот спор и начал.

Одарив ее своей знаменитой улыбкой (той самой — с изъяном), он шагнул навстречу, взял ее за руки. Брызги попали ему в лицо, а затем и ей и смешались в миг поцелуя. Но вдруг его улыбка

исчезла, лицо стало серьезным, и Сааведра поняла: он пришел не потому, что соскучился.

Она села на изогнутую скамейку перед чашей фонтана и потянула его за рукав. Алехандро сел рядом.

— Что-нибудь случилось? Он не пытался увиливать.

— Каса-Варра. Я должен туда ехать.

— Что это? — Она напрягла память. — Никогда не слышала. Он царапнул каблуком по каменной плите, зацепил ее, надавил, словно хотел выковырнуть.

— Один из наших загородных особняков. Мы с отцом туда выезжали на лето, когда у него было не слишком много дел. — Он тяжело вздохнул — воспоминания об отце причиняли боль — и ковырнул плиту еще сильнее. — Сейчас там моя мать. Удалилась на покой.

Сааведра рассмеялась, хлопнула его ладонью по колену, чтобы пощадил плиту.

— Любящий и послушный сын спешит проведать свою матушку, пока она не устроила скандал. Так?

— Эйха, пожалуй. — Он легонько сжал ее руку, поднес к губам, поцеловал. — Прости меня, каррида… Номмо Матра эй Фильхо, прости. Я должен съездить к матери, обсудить с ней помолвку.

Она почти не ощутила боли. Была к этому готова. Столько раз травила себе душу, что та загрубела.

— Твою?

— Мою.

Она крепко сжала его руку. Чуть ли не до крови вонзила в нее ногти.

— Эйха, мы с тобой знали, что рано или поздно это случится. Ради этого и поехал в Пракансу твой несчастный отец. — Из чувства такта она не упомянула, что ради этого герцог Бальтран взял с собой портрет сына, написанный ею. Теперь эта картина во дворце пракансийского короля.

— Но не так же скоро!

— Не так, — откликнулась она эхом. — Но делать нечего, мы должны смириться. — И тут напускная отвага испарилась, а вместе с ней и независимый тон. — Бассда! Я не консело, искушенный в дипломатии и лицемерии! Алехандро, позволь, я тебе скажу, что испытываю на самом деле. Злость, страх, ревность, боль, растерянность, безысходность и любовь. Все сразу! А еще мне хочется реветь… — Она хрипло, прерывисто вздохнула. — Но это ничего не даст, кроме пятен на лице, красных глаз и распухшего носа, и ты больше никогда не захочешь на меня смотреть. Будешь любоваться только пракансийской красоткой… — Сааведра посмотрела на Алехандро. — Она красивая?

Герцог, явно не ожидавший этого вопроса, смущенно пожал плечами.

— Мердитто, — выругалась она. — Должно быть, она красавица. Матра Дольча, да и могло ли быть иначе? Дочь короля, невообразимо богатая невеста, самая удачная партия для герцога Тайра-Вирте, и здоровье небось отменное: бьюсь об заклад, она будет плодить детей как крольчиха на радость твоей матушке. И в придачу красавица. — Она взглянула на него полными слез глазами. —

Все равно плачу. Ничего не могу с собой поделать. А тут еще и ты собрался уезжать…

— Мейа дольча Ведра… — Он сделал то, чего она и хотела, и ждала: крепко обнял, стал гладить, и целовать, и шептать ласковые слова — ненужные, лишенные смысла — до тех пор, пока они не зазвучали.

Чуть-чуть успокоившись, она оторвалась от его плеча.

— Прости, я не собиралась реветь. Ненавижу плаксивых женщин.

— А я люблю одну из них и разрешаю ей перепортить все мои камзолы.

— Слезы — это признак слабости.

— Это признак многих чувств, и все они тяжелы, и за каждое из них ты вправе прикончить меня, не сходя с этого места. Поверь, мейа амора, я тоже так расстроен, что хочется…

Она нервно рассмеялась.

— Плакать?

— По-моему, ты сейчас плачешь за двоих. Я подожду. На этот раз смех дался ей легче.

— Подождешь?

— Подожду, пока мамочка одернет на мне щегольской, с иголочки костюм, пригладит растрепавшиеся волосы и скажет, что я очень симпатичный меннино.., вылитый отец. Эй верро.

— И будет права. Ты симпатичный мальчик и точная копия отца.

— Я точная копия Алехандро до'Веррады, кем бы он ни был. На ее лице промелькнула улыбка.

— Когда уезжаешь?

Алехандро тяжело вздохнул. Каблук снова зацепился за плиту.

— Сегодня во второй половине дня. Гонец уже отправился. Каса-Варра совсем рядом, мать будет ждать меня к вечеру. Сааведра выпрямила спину.

— Тогда тебе пора собираться. И не забудь переодеться, а то мать догадается, что какая-то женщина рыдала у тебя на широкой груди.

— Надеюсь, она и сама упадет мне на грудь и зарыдает, как только я скажу, что собираюсь жениться.

— Тогда надо ей подставить… Алехандро, ради Пресвятой Матери, пожалей несчастный каблук! Подставь ей другое плечо. Я ведь арртио, не забыл? Для арртио превыше всего — симметрия.

Он снова обнял ее, притянул к себе, ткнулся губами в мягкие кудри.

— Мейа дольча амора, не бойся, я никогда не разлюблю тебя и не брошу. Я обещал тебе Марриа до'Фантоме и слово сдержу. Когда вернусь, все устрою.

— Когда вернешься, сообщив матери, что женишься на пракансийке. Алехандро, не будь моронно, у тебя не останется времени на такие глупости. — Она пожала плечами. — Может, как-нибудь потом.

— Нет, Ведра, мы должны это сделать до ее приезда. Мердитто, ты хоть представляешь, как я вступлю в “теневой брак” после венчания в екклезии?

— По-твоему, лучше — раньше? — Она покачала головой. — Алехандро, я знаю, ты не шутил насчет нашей свадьбы, мне это очень приятно и лестно… Но обстоятельства изменились, и, по-моему, тебе надо как следует подумать. Мы же не знали, что ты так рано потеряешь отца… Теперь ты — герцог, и все гораздо сложнее.

— Ведра, как я сказал, так и будет.

— Я освобождаю тебя от клятвы. Его глаза мрачно блеснули.

— Я обо всем распоряжусь сегодня же. Перед отъездом в Каса-Варру.

— Не вздумай!