Золотой, Небесный Триллиум (сборник)
Шрифт:
Шестеро стояли впереди во главе с Ламарилом. Двенадцать — позади, и каждое лицо ей знакомо. Хранители! Их изображения она видела в камне, и вот они рядом с ней — живые, дышащие!
Все нагие, без оружия. Найдут ли они броню и оружие по ту сторону Врат? В грудах всякого добра, собранных хасситти, оружия она не заметила. Но, быть может, их оружие совсем не похоже на мечи и копья?
Огромный золотой цветок покачивался, рассыпая радужную пыльцу. К дальней стороне алтаря приблизились Уоно и Лика. Женщина держала чахну золотистого оттенка, почти прозрачную. Мужчина
Гармоничные трели разнеслись от цветка во все концы огромного зала, песня, которой внимали собравшиеся позади отправлявшихся в путь. Хотя Кадия не понимала слов, она ощутила смысл этого гимна.
К битве ее соплеменников призывали трубы. Раковины-рожки оддлингов здесь прозвучали бы резко и грубо. Это не был призыв к победе, но прощание. Да, у идущих с ней был шанс вернуться, но всего лишь шанс, и положиться на него целиком было нельзя.
Они не такие, как она. Какой бы серьезной ни казалась причина, ей бы не удалось сделать то, что намеревались сделать они. Ее глаза вновь и вновь обращались на Ламарила. Но видела она не того, кто стоял перед ней, но статую, выпачканную илом, восставшую из болотной мути.
За три последних дня Ламарил приходил к ней дважды и задавал вопросы, какие задает полководец, готовясь к битве.
Доверие! Они доверяли ей. Ей было знакомо упоение победой, когда они разбили более многочисленное войско Волтрика и Орогастуса. Но ничего подобного предстоящему ей еще не доводилось испытывать.
Кадии объяснили, что это место находится вне времени, как его понимает она. Прошлого тут не было, будущее не имело значения, и только длилось бесконечное настоящее. Теперь она должна вернуться в реальное время, покинув место, одарившее ее покоем, какой она не обретала даже в саду Ялтана, ибо сад был лишь слабым отражением того, что властвовало тут.
Пение переходило в трели, трели переходили в пение. Цветок на алтаре покачивался все быстрее. Лика выступила вперед и точным движением поставила чашу возле наклоняющегося стебля. Из самого сердца цветка вырвалось золотистое облачко пыльцы, и чаша наполнилась сиянием от опускающихся в нее частиц.
Исчезнувшие запели громче. Возможно, они взывали, чтобы цветок сыпал и сыпал пыльцу. Когда чаша заполнилась наполовину, огромный цветок содрогнулся и поник, три лепестка утратили упругость, сочный цвет побледнел.
Лика преклонила колени перед алтарем. Ее пальцы зарылись в темную землю, в которой коренился цветок. Она откинула голову, закрыла глаза, возле ее рта напряглись складки.
Кадия понимала ее. Как ее собственная энергия питала меч-талисман, так эта Исчезнувшая отдавала свои силы цветку.
Пение стало тише, трели ели звучали. Лика наклонилась вперед, пока ее лоб не коснулся края алтаря. Цветок выпрямился, лепестки упруго расправились, он снова стал прежним.
Теперь настал черед Кадии. Ее обучили части ритуала, который она не понимала.
Девушка положила шлем на пол и осторожно подошла к Лике. Протянув руки над плечами согбенной женщины,
Держа чашу перед собой на уровне груди, Кадия сошла с приступки на пол храма и пошла назад.
Первым был Ламарил. Она все еще плохо понимала, что должно произойти, и знала лишь одно: то, что в чаше, если она ее не уронит, соединит обитателей этого мира с ней — с ней и с той стороной преграды, которую она преодолела.
Остановившись перед командиром синдонов, Кадия приподняла чашу чуть повыше. Его рука протянулась, пальцы погрузились в содержимое. Закурилась струйка золотой пыльцы и завилась нитью вокруг головы Ламарила.
Золотая нить расплылась туманом, стала облаком, которое опустилось и окутало его с головы до ног. Из облака опять возник кончик золотой нити, которая втянулась назад в чашу. А Ламарил исчез.
Кадия судорожно вздохнула и крепче сжала чашу. Одно дело услышать, что произойдет, и совсем другое — увидеть своими глазами.
Один за другим синдоны исчезали, пока она стояла перед каждым и ждала. Однако чаша в ее руке не становилась ни тяжелее, ни легче. Такого чародейства ей еще видеть не доводилось.
Едва исчез последний, как Кадия вернулась с чашей к алтарю. Лика уже поднялась на ноги, хотя и прислонялась к каменному вместилищу цветка, все еще во власти непомерной слабости.
Она протянула руку, и Кадия отдала ей чашу. Лика обернулась к Уоно, державшему наготове открытую фляжку с широким горлышком. Туда Лика начала ссыпать пыльцу очень осторожно, частицу за частицей. Уоно завинтил крышку, лизнул правый указательный палец и приблизил его к цветку, который вновь сбросил облачко радужных пылинок. Уоно размазал их по краю крышки, запечатывая ее.
Затем он отдал фляжку Кадии. Девушка аккуратно прикрепила ее к поясу рядом с мечом и лишний раз проверила, надежно ли.
Потом она подняла с пола свой шлем. Какие слова прощания найти? Они сделали все, что было в их силах, ради земель, им более не принадлежащих. Да, она могла бы заверить их, что выполнит все точно, но это они знали и так. Она всегда была столь же быстра на язык, как часто опрометчива в поступках. Но сейчас словами ничего нельзя было выразить. И даже мыслями.
Впрочем, пара у алтаря, казалось, не ждала от нее изъявлений благодарности. Уоно взмахнул рукой, и, подчиняясь его жесту, Кадия послушно встала между ним и Ликой. Они проводили ее до стены.
Даже теперь девушка толком не знала, что ее ожидает, и ей почудилось, что они разделяют ее неуверенность. Но она могла сделать лишь то, что ей представлялось правильным.
Кадия вынула меч из ножен. Глаза меча, все еще окаймленные сверкающими блестками — даром цветка, были широко раскрыты. Она крепко взяла меч за обломанный конец и повернула глазами к стене.
Из них вырвался единый силовой луч, и девушка почувствовала так хорошо ей знакомое истечение энергии. Там, где луч ударил в стену, расширялся круг света, превращаясь в колышущуюся световую занавесь.