Золотой огонь Югры(Повесть)
Шрифт:
Тот, посматривая округлившимися глазами то на Еремей, то на Пашку, неуверенно кивнул.
— Чего, чего? Твой ломоть — голодающим? — Пашка растерянно заулыбался. — Думаешь, эта краюшка спасет кого-нибудь?
— Один кусок одному человеку один день помереть не даст, — уверенно сказал Еремей, принявшись деловито есть. — Много кусков — много дней один человек жить будет… Высушу, отошлю. Люся знает, куда послать, — посмотрел на девушку, которая сидела во главе второго стола. Пояснил с гордостью: — Люся все знает. Шибко умная моя сестра.
И
— А я, брат, весь свой хлеб съел. Не подумал как-то, — он растерянно заморгал белесыми ресничками.
Пашка тоже заморгал, соображая. И вдруг ласково ткнул пятерней Еремея в лоб.
— Ай да Сатаров, ай да голова! — Схватил черпак, забарабанил по опорожненной кастрюле. Закричал весело — А ну кончай жевать! — И когда недоумевающие детдомовцы замерли, объявил: — Ребята, слушайте! Предлагаю выделять половину нашего хлебного пайка а помощь голодающим детям Поволжья! Начнем сегодня же, сейчас же. Ура Еремею Сатарову — это он придумал! Ура-а-а!
Однако восторженный вопль его расплеснулся по столовой одиноко. Мальчишки запереглядывались, зашушукались, обсуждая предложение, но кричать «ура!» явно не собирались.
— Павел, прекрати! Прекрати сейчас же! — Люся вскочила, подбежала к Пашке. Схватила его за плечи, тряхнула. — Сейчас же прекрати призывать к глупостям!
— Какие глупости, Люция Ивановна, о чем вы?! — ошеломленный Пашка смотрел с непониманием и даже некоторой подозрительностью. — Мы обязаны помочь голодающим! Это наш долг, долг сытых.
— Действительно, товарищ Медведева, ты что-то не того… — неодобрительно подал голос и сосед Еремея справа. — Дело ведь парень предлагает.
— Дело?! — Люся повернула к нему гневное лицо. — Не смей так говорить, Алексей! Они сытые?! — Резко мотнула головой в сторону столов, отчего волосы взметнулись светлым облаком. — Да эти ребята не получают и половины той нормы, что нужна в их возрасте…
— А там, — Пашка принялся яростно тыкать пальцем в сторону черных окон, — там вообще ничего не получают! Там помирают! Понимаете, помирают! С голоду! А мы тут жрем, пузы себе набиваем! — Круто разворачиваясь то в одну, то в другую сторону, чтобы охватить всех взглядом, крикнул дрожащим голосом. — Объявляю «месячник сухаря»! Дело, конечно, добровольное, но… А ну, кончай жевать! Доедите хлеб, когда хорошенько подумаете!
11
— Останови здесь! — Тиунов похлопал по широкой спине парня, который сидел на облучке. — Совсем не обязательно, чтобы на тебя пялились из «Мадрида».
Парень, откинувшись назад, натянул вожжи — караковый жеребец задрал голову, оскалил раздираемый мундштуком рот и зло заперебирал на месте ногами.
Тиунов выпрыгнул из пролетки. Одернул шинель, натянул поглубже на глаза выгоревшую фуражку с красноармейской звездочкой.
— Жди
И расхлестывая в широком шаге полы длинной, до пят, кавалерийской шинели, быстро направился во двор Дома Водников.
В воротах чуть не столкнулся с каким-то нищим семейством— укутанная в клетчатую шаль старуха, худая, с измученным лицом женщина, которая несла на коромысле ведра с водой, две похожие друг на друга чернявые девчонки с бидонами, крепенький белобрысый парнишка с мешком. Тиунов вильнул в сторону, чтобы не сбить с ног мальчишку, пусто посмотрел на него и свернул к флигелю.
Егорушка поглядел вслед лихому, ладному военному с короткой темно-рыжей бородкой, вспомнил, что вроде видел его вчера из окна, когда только-только пришел к тетке, поудивлялся немного: чего это красноармеец хаживает к купчихе-монашке, о которой столько всего рассказывают? Потом, подергивая плечом, чтобы поудобней улегся мешок с пышками и серой, побежал было за родней. Но опять остановился: уж такой ли красавец-раскрасавец конь, запряженный в легкую рессорную коляску, стоял у ворот. Караковый, с длинной выгнутой шеей, сторожко переступающий тонкими, на высоких копытах, ногами.
— Чего вылупился? — Здоровенный парень, поднимавший над коляской ребристый кожаный верх, угрюмо посмотрел на Егорушку. — Вали отсюда, пока по шее не получил!
Замахнулся для удара, зыркнул воровато во двор. Егорушка испуганно отскочил и тоже глянул во двор — военный входил во флигель…
Тиунов, оттолкнул плечом капитана, открывшего дверь, прошел в кухню.
— Ты еще не готова? — удивленно спросил с порога, увидев, что Ирина-Аглая сидит с каменным лицом под киотом, скромненько сложив на коленях узкие белые ладони.
— Я передумал. — Арчев, развалившись на стуле за неубранным после завтрака столом, выпустил в потолок тонкую струйку табачного дыма. — Сестра Аглая останется здесь заложницей. Чтобы вы не удрали, выкрав Еремейку. С вами пойдет он. — Показал папиросой на Козыря, который, в дымчато-синих очках, с накладными франтоватыми усами, жевал кровяную колбасу за другим концом стола. — Не возражаете? По-моему, вы отлично вчера вечером сработались, — и насмешливо посмотрел на Тиунова.
Тот с безразличным видом передернул плечами. Усмехнулся.
— Конечно, недоверие унизительно: думать о партнерах как о подлецах и предателях — это моветон, но… Воля ваша.
— Да, воля — моя! — подтвердил Арчев. Приказал, не повышая голоса: — Отправляйся, Козырь.
— Никуда я не поеду, — с упрямством человека, решившего стоять на своем, заявил тот. — Красоваться в городе днем — что я, псих?! Думаете, поможет этот цирк? — Пренебрежительно щелкнул пальцем по стеклышку очков, брезгливо ощупал усы. — Лучше уж: лапки вверх и самому притопать в Чека. Здрасьте, мол, а вот и я. За высшей мерой пришел, совесть замучила.