Золотой огонь Югры(Повесть)
Шрифт:
Задержавшись у крыльца, быстро и внимательно огляделся: от земли до окон невысоко — если встать на узкую, обшитую досками завалинку, можно одним прыжком влететь в помещение; двор пустой, чистый, спрятаться негде; сарай и поленница — в стороне, на отшибе; деревья вот, правда, подходят близко, надо это учесть.
Пружинисто взбежал по ступеням, вошел в детдом.
И в небольшом тамбурке-прихожей, и в широком длинном коридоре никого не было. Только у раскрытой двери, откуда тек стихающий уже гул ребячьих голосов, топтались, заглядывая внутрь, несколько мальчишек, среди них и дежурный —
— …Вы думаете, мне больно охота эти дроби с остатками зубрить?! Нисколько неохота! А зубрю и буду зубрить! Потому как социализм могут построить только обученные, знающие всякую науку люди…
Мальчишка-дежурный недовольно оглянулся на придавившего его Алексея. Нахмурил белесые выгоревшие брови, дернулся, сбрасывая с плеча руку. Посмотрел с подозрением.
— Чего это вы тут делаете, а?.. Кто вы такой, кого надо?
— Мне бы заведующую. А лучше товарища Медведеву, — шепотом объяснил Алексей, улыбнувшись как можно дружелюбней. — Только, пожалуйста, потише, — попросил, когда дежурный, смерив его взглядом, принялся бесцеремонно распихивать приятелей. — Не мешай собранию, ради бога…
— Бога нет! — презрительно посмотрев на него, отрезал мальчишка. Показал пальцем. — Вона Люция Ивановна, рядом с новенькими остячатами. Позвать?
— Не надо. Она меня уже увидела, — Алексей вскинул руку, помахал.
Люся сидела на крайнем в ряду стуле, у открытого окна. Место выбрала специально, побаиваясь, что Еремею и Антошке, привыкшим к вольному воздуху, станет плохо в душном, набитом ребятней зале. Особенно беспокоилась за Еремея. Но тот, казалось, чувствовал себя сносно… Увидев Алексея, Люся стала пробираться к выходу. Мальчишки в ряду зашевелились, заерзали, поднажали, спихнув Еремея на освободившийся стул, а Антошку на его, Еремеево, место.
— Товарищ Ленин в прошлом году на Третьем съезде Эркасэмэ какую поставил перед нами задачу? — выкинув перед собой кулак и, подавшись телом к залу, крикнул со сцены рыжий. — Ну?!
— Учиться, учиться и учиться! — дружным хором отозвался зал.
— То-то и оно! Товарищ Ленин сказал, что коммунистом может стать лишь тот, кто овладеет всеми знаниями, которое накопило человечество за свою историю. А мы?! Некоторые из нас не могут овладеть даже простым сложеньем-вычитаньем. Даже читаньем… то есть, чтением, я хотел сказать. Позор этим юным коммунарам!
— Здравствуй. — Люся протянула ладонь Алексею.
— Ревпривет, — Алексей пожал ей руку. — Ну, где наш парнишечка?
— На моем месте сидит… — Девушка опустила глаза. Помялась, сказала чуть слышно: — У меня просьба: надо срочно провести заседание ячейки. По моему вопросу. Я пыталась телефонировать тебе, но аппарат…
Алексей, изучавший лицо Еремея, чтобы лучше запомнить— все мальчишки одинаково одеты в серые
— Что за вопрос? — спросил обеспокоенно.
— Утрата бдительности… — с трудом выговорила Люся. Вскинула виноватый взгляд, увидела, что мальчишка-дежурный, делавший вид, будто заинтересованно смотрит в зал, насторожился, даже дышать перестал, и осеклась. — Потом расскажу… На ячейке. Когда думаешь собрать ее?
— Как только… — Алексей тоже покосился на дежурного. — На днях. Скоро! — пообещал уверенно и опять принялся наблюдать за Еремеем.
Тот сидел не шелохнувшись. С любопытством разглядывал парнишку на сцене: никогда не видел таких красноголовых, и чутким боковым зрением таежника успел заметить, как за окном тенями скользнули в легких сумерках двое.
— Учебный год только-только начинается, а у нас уже «неуды», — взвился на сцене негодующий голос. — И не только у коммунаров из младшей группы, но и у комсомольцев. Это верх несознательности…
Еремей подобрался, скосил глаза на улицу — там, на двойном расстоянии вытянутой руки, всплыло бледное пятно лица с раздерганной бородкой; замерло на миг и нырнуло вниз. Еремей расслабился! лицо было незнакомое.
— Предлагаю! — выкрикнул красноголовый на сцене. — Всех, у кого «неуды», завтра на субботник не брать!
Зал враз смолк. Но тут же взорвался: «Правильно! Справедливо!» — «Тебя самого не брать! Учеба — одно; субботник — другое!» Мальчишки вскочили, замахали руками — одобряюще и негодующе, приветственно и возмущенно: «Молодец, Пашка! Ура, Пашке!» — «Долой Пашку! Много на себя берет!»
Антошка возбужденно завертелся на стуле, тоже закричал что-то, тоже вскочил, тоже замахал руками.
Еремей недоуменно повернулся к нему. И увидел, как метнулись от двери, исчезли в коридоре парень, к которому подошла Люся, а за ним и сама Люся.
Алексей, сжимая в кармане пальто взведенный револьвер, выскочил на крыльцо, глянул по сторонам — никого, пусто! Люся ткнулась с разбегу ему в спину, отскочила, встала рядом. Вынула наган.
— Ты чего? — выдохнула шепотом. — Что случилось?
— Кто-то заглянул в окно, — тоже шепотом ответил Алексей. — Сначала я думал, показалось. Потом — еще раз.
— Померещилось… — неуверенно предположила девушка. Спустилась на две ступеньки. Прислушалась. — Никого нет.
— Может, и померещилось, — неохотно согласился Алексей. Еще раз медленно обвел взглядом двор, деревья подле дома, парк, уже синевато затушеванный сумерками. — Пошли. Вроде, все тихо.
Открыл дверь, пропустил Люсю, вошел следом за ней.
Тиунов, вжавшийся в землю за толстой липой и наблюдавший в просвет между деревьями за крыльцом, опустил револьвер. Слегка повернув голову, встретился взглядом с вопрошающими глазами Козыря. Тот лежал невдалеке и, уткнув локти в дерн, стиснув двумя руками «смит-вессон», все еще держал под прицелом дверь. Тиунов мотнул головой назад и осторожно, плавно поднялся, Привстал и Козырь… Подхватив пилу и мешок с топорами, они, согнувшись, беспрестанно оглядываясь, побежали в глубь парка. Выпрямились, перешли на шаг, лишь когда деревья плотной стеной заслонили детдом.