Золотой песок времени (сборник)
Шрифт:
— Есть и еще один вопрос.
— Какой?
— Эти трое нашли, что искали? Или налет повторится?
— А ты не находишь, что попытка ограбления могла быть случайностью? Или ошибкой?
— Инка, ты сама-то веришь в то, что сказала?
Я вздохнула:
— Не очень.
— Вот и я тоже.
— Что ж, тогда мы не будем больше швартоваться. Нигде. Горючки должно хватить до самого Сочи, а воду и пищу поэкономим. Хотя… Если кто-то из нас везет что-то действительно ценное…
— Да, настоящих пиратов то, что мы на ходу, не остановит.
— Скоро подойдем к Босфору, а Черное море — оно ведь наше внутреннее, там будет легче.
Мастер хмыкнул:
— Если пираты — не из русских. Или —
— Цыгане-пираты — что-то новенькое, — засмеялась я.
Мы оба изо всех пытались обратить наш невеселый диалог в шутку или хотя бы в полушутку, однако у нас не очень-то получалось. На душе скребли кошки.
Через пару часов капитан снова поднялся ко мне с двумя чашками кофе.
— Не спится, Ванечка? — спросила я ласково.
— Я опросил братьев, — буркнул кэп. — Они ушли в глухую несознанку.
— Еще бы! Ты ж тоже не признался.
— Подозреваешь всех?
— Ага, — принужденно рассмеялась я. — И себя саму — тоже. Но знаешь, что я подумала? А вдруг о том, что мы везем, знает лишь заказчик? И нас используют втемную?
Мастер подхватил:
— Как в том старом фильме с Луи де Фюнесом и Бурвилем? Как он назывался?
— Тот, где человеку дали перегнать машину с бамперами из золота? И с алмазом в клаксоне?
— Ну да.
— Кино называлось «Разиня».
— Неужели мы с тобой похожи на разинь? И что теперь делать? Разбирать яхту по винтику в поисках золота-бриллиантов?
Бортовой журнал. День похода ***. *** июля 2*** года. 23.10 Пасмурно. Волнение 1–2 балла. Курс — 010. На траверзе островов *** и *** (Греция).
Продолжительность и последовательность вахт мы с ребятами устанавливали по собственному разумению, кому как удобнее. Решили, что каждый из нас будет дежурить по шесть часов, но зато раз в сутки — и я, известная сова, выпросила себе время с десяти вечера до четырех утра.
Вот и ночь, последовавшую за налетом в порту и нашим стремительным бегством с острова С***, я снова проводила в рубке. Обычно после полуночи я бодра и весела — но не в тот раз. То ли сказалось долгое плавание, то ли напряжение, в котором я пребывала, — особенно усилившееся после попытки ограбления; а может, виной всему была безлунная, темная, душная ночь, но в сон меня клонило неимоверно. Я клевала носом, слушала музычку и подпевала «Депеш Мод». Однако мало что помогало, и я уж думала схитрить и поднять капитана Ивана, заступавшего на собачью вахту [9] , на часик пораньше, в три — я все ж таки женщина, должны мне быть поблажки! — но вдруг снизу, из кокпита [10] , раздался негромкий, но ощутимый хлопок. Корпус яхты слегка встряхнуло. Я инстинктивно бросилась вниз. Уже на подлете мне в нос ударил едкий запах испаряющейся химии — так обычно горит пластмасса или проводка. Скатившись с трапа, я увидела ужасную картину: на штурманском месте вместо радио — груда тлеющих обломков. И дым, дым…
9
Собачья вахта — та, что начинается с четырех часов утра.
10
Кокпит — открытое помещение на небольшом судне.
Из капитанской каюты вылетел заспанный Иван в одних трусах — жилистый, покрытый седым волосом. Оба брата по-прежнему дрыхли — а может, делали вид. Несмотря на стрессовую ситуацию (или благодаря ей) мое сознание работало необыкновенно ясно — подмечая, запоминая, осознавая множество
Свежий ветерок засквозил из иллюминаторов, и облако химического дыма стало быстро рассеиваться. Тут, наконец, пробудились братья, выползли, позевывая, из своей кормовой каюты.
Я оставила их и кэпа разбираться с вдруг взорвавшейся рацией — право, первый случай в моей походной практике, да и не слыхивала я никогда, чтобы нечто подобное на яхтах происходило. Хотя волнение на море практически отсутствовало, земля и встречные суда в момент, когда я кинулась вниз, на экране радара не отсвечивали, мне лучше было вернуться: на автопилот надейся, а сам не плошай.
Но, выскочив на палубу, я испытала настоящий шок!
По правому борту, на расстоянии не более четверти кабельтова, шел, взрывая пену, скоростной катер черного цвета, четко выделявшийся на фоне серого моря и серого неба. Две человеческие фигуры на палубе судна были вооружены. Я оглянулась — и слева по борту обнаружила, словно зеркальное отражение, точно такой же катер, только вооруженных людей на нем оказалось трое.
Я только и успела, что крикнуть нашему экипажу: «Всем наверх! Попытка захвата судна!» — как меня ослепил ударивший в глаза прожектор с одного из судов, и кто-то прокричал в мегафон на ломаном английском:
— Заглушить моторы! Лечь в дрейф! При неповиновении открываем огонь на поражение!
На палубу выскочил испуганный капитан Иван, а я все-таки дернулась к лавке, открыла крышку, вытащила ракетницу и на глазах изумленного кэпа, который не успел мне помешать, сумела зарядить ее и выстрелить в сторону одного из катеров. Та зашипела в море — перелет. С трапа на палубу выскочили из кубрика, щурясь, братья Воскобойниковы.
И в этот момент с катера, который я столь бессмысленно и бездарно пыталась контратаковать, ударила автоматная очередь. Пули просвистели над головами, мы, все четверо, инстинктивно пригнулись. С другого судна тоже загремел автомат. Пули, похоже, прошли совсем рядом, и я, вместе со всем экипажем «Марины VII», бросилась ничком на палубу. Однако все-таки успела перезарядить ракетницу и еще раз пальнуть — на этот раз вертикально вверх красным [11] .
11
Красная ракета (или же файер) — международный сигнал бедствия.
Не растерялся и Артем Воскобойников. Он выскочил на палубу со спутниковым телефоном и, лежа рядом со мной, пытался с кем-то соединиться — но тщетно. Артем в досаде пробормотал: «Нет сигнала!.. У них глушилка, заразы!..»
А через минуту через леера [12] перемахнули люди в черном, наставив на нас автоматы.
Бортовой журнал недоступен. Руки связаны за спиной. Я заточена в своей каюте. Что ж, стану делать заметки в уме.
12
Леер — туго натянутый трос.