Золотой поезд

Дмитриев Юрий Дмитриевич

–  По вагонам!

Коротко свистнув, поезд медленно двинулся с места.

–  Ну давай же, давай скорее!
– кричал Иванов все еще сидящему на корточках товарищу. А тот будто не слышал.

Наконец Филиппов вскочил и бросился вслед за поездом.

–  Ох, и глупый же ты человек!
– покачал головой Иванов, когда он вскочил на подножку.
– Ведь чуть не остался.

–

 Сам ты глупый, - беззлобно отозвался Филиппов. Он вытащил из кармана несколько монет и осторожно сдул с них землю и травинки.- Видал, - протянул он Иванову ладонь. Это, небось, не хозяйское золото. Где тот мешок, который я отложить просил?

–  Вот он.

Филиппов осторожно одну за другой опустил в мешочек монеты и крепко завязал его.

–  Дай, пожалуйста, закурить, - повернулся он к Иванову.
– Я вроде бы кисет выронил, когда монеты эти искал, а поднять некогда было.

–  На, возьми мой, - сказал Иванов.
– Бери совсем.

–  А ты как же?

–  Да у меня еще есть, - солгал он.
– И ты не откажешь, если попрошу табачку. Верно?

20

Ильин и Марков вошли в служебный вагон.

–  Мы, пожалуй, здесь разместимся,- кивнул Ильин на крайнее купе.

–  Мне все равно, - отозвался Марков.

Он выглядел совсем больным - сказались волнения последних суток.

«Не стоило ему ехать с нами, - подумал Ильин, сочувственно глядя на посеревшее лицо Маркова.
– Ведь он немолод, и здоровье подорвано».

–  Устраивайся, Петр Иванович, - мягко сказал он, - отдыхай. А я пойду познакомлюсь с начальником поезда.

Марков поморщился.

–  И охота тебе со всякой колчаковской мразью разговаривать? Арестуй его и все.

–  Да, так и сделаю. Надо только допросить и выяснить кое-что о санитарных поездах, чтобы на каком-нибудь пустяке не провалиться.

Ильин открыл дверь соседнего купе. Начальник поезда встал ему навстречу, одернул китель и, сверкнув из-под пенсне серыми молодыми глазами, спокойно сказал:

–  Налет на санитарный поезд является нарушением международных норм. Поэтому я…

–  Протестуете?

–  Да, протестую.

Ильину понравился этот молодой спокойный офицер с интеллигентным лицом. Он заколебался в своем решении немедленно арестовать его.

–  Вы правы, доктор, -сказал Ильин.- Мы нарушили международные нормы. Но разве все, что делает ваше командование, не является нарушением простых человеческих норм?

По лицу офицера пробежала тень.

–  Прошу не агитировать меня. Я ваш пленный, и поступайте так, как следует поступать с пленными. А действия господина Колчака меня не касаются. Я только врач и обязан делать то, что делают врачи всюду, независимо от того, в каком лагере они находятся… Если позволите, после обыска я захвачу свои личные вещи. Они вот тут, - он указал на небольшой аккуратный портфель.
– Прошу проверить. Здесь нет ни оружия, ни чего-либо другого,

интересующего вас.

–  Где вы учились?
– вдруг спросил Ильин.

–  Взят в армию с четвертого курса Петроградского психоневрологического института, - ответил офицер.

–  А меня исключили с третьего курса горного. Так что мы коллеги. Моя фамилия Ильин.

–  Лунев, - слегка поклонился офицер.

Ильину все сильнее нравился этот офицер.

И колебался он недолго.

–  Господин доктор, - он встал, подчеркивая этим значимость своих слов, - вы останетесь здесь и будете делать то же, что делали до сих пор.

–  Простите, не понимаю.

–  Вы останетесь начальником поезда. Нам надо как можно ближе подойти к линии фронта. Красные кресты вашего поезда служат надежной защитой, а большие потери колчаковской армии - гарантией скорейшего продвижения. Вот все, что я могу сообщить. И вы не станете нам мешать.

Серые глаза врача прищурились в усмешке.

–  А вы не боитесь, что на первой же станции я вас выдам?

–  Мы постараемся принять меры, - ответил Ильин.
– И, кроме того, мне кажется, вы этого не сделаете.

–  Почему? Или вы так уверены в себе?

–  Я не очень уверен. Но, очевидно, вы уже начали понимать обреченность тех, кому служите, и безнадежность дела, которое они затеяли… Повторяю, вы не пленный. Вы можете свободно ходить по всему поезду, я дам распоряжение часовым.

–  Благодарю вас, - ответил Лунев, - мне Этого не надо.

Ильин вернулся в свое купе.

–  Слушай, Мате, - он передал ему свой разговор с Луневым.
– Но, может быть, я ошибаюсь? Может, напрасно я его не изолировал?

–  По твоим рассказам, мне он тоже понравился, - ответил Мате.
– Ему почему-то хочется доверять. Мне кажется, что он честный человек. И у Колчака находится по ошибке.

…Расчет на скорое продвижение оказался правильным - санитарные поезда пропускали без задержки. Не останавливаясь, поезд прошел мимо города, где Птицын допрашивал Франца Бокмюллера.

Ильин и Мате долго смотрели в окно, думая об одном и том же.

Ночь прошла спокойно. Марков спал, трудно дыша, дремал и Мате. Ильин долго не решался будить их и, наконец, тронул за рукав Мате.

–  Проснись, надо посоветоваться… Через несколько часов будет большая станция. Предпоследняя перед фронтовой полосой. Нам необходимо сменить паровоз. Но только паровоз, машинисты должны остаться наши. А как это сделать?

–  По-моему, - не сразу ответил Мате,- надо послать на станцию Лунева. Ни ты, ни я не сможем этого добиться. А Лунев сможет.

–  Если захочет.

–  Если захочет, - согласился Мате.

–  Я думал об этом. Большой риск все-таки, - покачал головой Ильин.

–  Согласен. Но, если пойдет кто-нибудь из нас, риск не меньший. И потом, с Луневым пойду я. Пусть он знает, что лишнее слово или лишний жест будет стоить ему жизни. Поговори с ним.