Золотой ребенок Тосканы
Шрифт:
Я испуганно кивнула, понимая, что если сейчас открою рот, чтобы ответить, то заплачу.
— Мои родители всегда так жалели твоего отца, — продолжил он. — Им казалось неправильным, что он был вынужден продать дом после того, как ваша семья владела им поколениями и поколениями давала работу и доход всем живущим по соседству.
— Теперь такое повсеместно, — сказала я. — Большинство владельцев не может позволить себе содержать свои гигантские дома. Они похожи на больших белых слонов. Им вечно нужен ремонт, счета за отопление космические, а прислугу невозможно найти. — Я вздохнула. — Мне впору радоваться, что я не унаследовала
— Значит, тебя с этим местом больше ничего не связывает? — спросил он, когда мы свернули на деревенскую улицу. — Даже приезжать больше незачем?
Эта мысль поразила меня, как гром. Ничего не связывает с тем местом, где я выросла, где моя семья жила так долго? «Моих» мест больше нет. Я уставилась в окно, чтобы он не увидел отчаяния на моем лице.
— Где тебя высадить? — спросил он.
— У викария, пожалуй. Я должна организовать похороны.
— Если тебе понадобятся выпечка или бутерброды для поминок, просто сообщи мне, и я все сделаю. С доставкой на дом, так сказать. — Он улыбнулся.
— Спасибо. Ты очень добр. — Мой голос дрогнул.
Он вышел, чтобы помочь мне спуститься из фургона.
— Ты заночуешь в сторожке или вернешься в Лондон?
— Пока что останусь здесь, надо со всем разобраться.
— Тогда дай мне знать, если тебя надо будет подбросить обратно к Лэнгли-Холлу. Я пробуду здесь примерно около часа.
— Спасибо, Билли. Ты всегда был хорошим другом.
Он покраснел, заставив меня улыбнуться.
Только я отошла, как на другой стороне улицы остановилась машина. Окно опустилось, и раздался голос:
— Мисс Лэнгли!
Я обернулась и увидела доктора Фримена. Я подошла к нему.
— Мне очень жаль вашего отца, — сказал он. — Он был хорошим человеком.
— Это вас вызвали к нему вчера утром?
— Меня. Бедный хозяин. К тому времени как его нашли, он уже умер. Это был обширный сердечный приступ. Даже если кто-то оказался бы рядом, помочь ему было бы невозможно.
Это известие заставило меня почувствовать себя немного лучше. По крайней мере, отец не лежал там один, пытаясь позвать на помощь.
— Не знаете, будут ли делать вскрытие?
— В этом нет никакой необходимости, — ответил он. — Я предоставил свой отчет, где причиной смерти указал инфаркт миокарда — сердечный приступ. Не было обнаружено никаких следов насильственной смерти. Следовательно, нет и причин подвергать его последнему унижению.
— Спасибо, доктор. Значит, его тело можно забрать для захоронения?
— Можно. — Он вышел из машины. — А теперь прошу вас простить меня. Я опаздываю к обеду, и моя супруга будет очень недовольна. — Он участливо кивнул мне и направился к двери своего дома.
Я же пошла к церкви Святой Марии.
Сама церковь находилась в прекрасном старинном здании из серого камня, построенном в четырнадцатом веке. Викариат был не таким древним и куда менее привлекательным: сплошной красный кирпич викторианских времен. Я собиралась пойти по дорожке к викариату, но вместо этого по какому-то наитию повернула в другую сторону и, потянув тяжелую дубовую дверь, вошла в церковь.
Меня окутала прохладная тишина. Стены хранили тот замечательный запах, который присущ только старым церквям: запах легкой сырости, старинных молитвенников и сладковатого дыма сгоревших
Я смотрела на окно, пытаясь обрести то чувство покоя, что всегда приходило ко мне в этой церкви, но взгляд Девы Марии проходил словно сквозь меня. Пухлый ребенок под защитой ее рук и даже ее безмятежная улыбка выглядели как насмешка надо мной. «Посмотри, что у меня есть, — будто говорила она всем своим видом. — Разве он не совершенство?»
Я закрыла глаза и отвернулась.
Бродя по залу, я рассматривала стены, изучая памятники и мемориальные плиты целых поколений покойных Лэнгли. Ребенком я знала их всех: Эдвард Лэнгли, баронет Джозия Лэнгли, Элеонора Лэнгли, двадцать два года… И теперь я словно чувствовала их присутствие. «Не волнуйся, — неслышно говорили они. — Ты пройдешь и через это. Ты — Лэнгли. Ты сильная». «Да, хорошо вам так говорить, — подумала я. — У вас был дом, куда вы могли вернуться».
Шум позади заставил меня вздрогнуть от неожиданности.
— Значит, мне не показалось, что кто-то вошел в церковь, — произнес викарий. — Джоанна, моя дорогая. Я рад видеть вас ищущей утешения у Господа.
На самом деле я искала утешения у своих предков, но ничего не сказала и, помолившись вместе с ним, позволила увести себя в викариат, где его жена угостила меня чаем с большим куском фруктового пирога.
Глава 6
ХЬЮГО
Декабрь 1944 года
Они вышли из леса и обнаружили, что из тумана перед ними выступает почти отвесная стена — сначала поросший травой склон, а затем скалистый утес, увенчанный руинами неизвестного строения. Грубая лестница из древних, потертых каменных ступеней прорезала траву, а над ней — еще одна, еще более крутая, вела на скалы, к тем самым развалинам. Изначально это был торный путь, но теперь часть скал разрушилась, и ступеньки цеплялись за склоны над краем отвесного обрыва. У подножия лестницы стоял знак с надписью на итальянском: «Периколо! Ингрессо виетато!» — «Опасно! Проход воспрещен!»
— Кажется, монахов тут уже давно нет, — сказал Хьюго.
— Года два, наверное.
— Только два года?! — А Хьюго думал, что это старые руины.
— Союзники разбомбили его.
Он пришел в ужас:
— Мы разбомбили монастырь?!
Она кивнула:
— Так было нужно. Немцы захватили его, тут у них была смотровая площадка для разведки. Они привезли сюда большие пушки, чтобы стрелять по самолетам и следить за дорогой в долине.
— Понятно. Значит, монахи уже ушли?
— Да, немцы, когда пришли, выгнали их. Это была знаменитая часовня с красивыми картинами. Немцы всё разграбили и забрали картины. Чтоб им в аду гореть! Ремонтировать там уже нечего, а нам запрещено сюда ходить.