Золотой рубин
Шрифт:
«Нет, нам с Сенькою лучше бы всего произвести свою первую варку в такой день, когда Шульц не работает, когда мы одни тут», — думает Данила Петрович.
Но одно дело думать и желать, а другое — как все на деле сложится.
А на деле все сложилось так, что лучшего и не пожелаешь.
И царскую водку добыл для них Степан Иванович. Им и нужна-то была всего бутылка одна. У Степана Ивановича внучка работала в лаборатории — была у Мальцева и лаборатория, — она и принесла ему царскую водку.
И Шульцу в тот день, когда намечалась варка, — словно по заказу! — дали отгул; он
— Ну, Сень, давай, брат, приступать, — сказал Данила Петрович сыну, сильно волнуясь.
Никогда им не забыть этого дня. Даже Сенька, который раньше говорил, что все будет хорошо,
сейчас волновался не меньше отца. До него тоже теперь дошло, что эта варка для них — дело не шуточное. Он приутих, перестал суетиться, старался помочь тятьке чем только мог.
Они сами осмотрели песок для шихты, сами наблюдали, как золосеи составляли шихту, сами поливали ее раствором, тщательно, да не раз, а раза три перемешали шихту, прежде чем засыпать в тигель, сами и загрузили тигель.
И варка началась…
Данила Петрович и Сенька никогда еще не уделяли ни одному большому горшку столько внимания, как сегодня этому небольшому тиглю. Они то и дело подходили к рабочему окошку, заглядывали в него, стараясь понять, как идет варка.
— Как будто все нормально, тять, — говорит Сенька отцу. — Как у Шульца.
— Да, будто пока все идет порядком. Но вот как стекло себя при отжиге покажет, станет ли краска набегать? — беспокоится Данила Петрович.
— Набежит! А почему бы ей не набегать, раз она у Шульца набегала? — загорячился опять Сенька.
— А вот ужотко увидим.
Но Данила Петрович волновался зря. В печи отжига рубин оказался рубином, окрашивание шло своим ходом. Тут только у Данилы Петровияа и гора упала с плеч, тут только озабоченность и страх покинули его и он впервые — за столько дней! — улыбнулся сыну.
— Вроде бы получился он у нас, Сень, а?
— Еще как получился! — радостно отвечает отцу Сенька. — Не хуже, чем у этого Жульца, даже лучше.
— Свое дите каждой матери лучше чужих-кажется, так и нам с тобою наш рубин лучше шульцевского глянется. А вот что скажет генерал…
— А что ему говорить-то? Видит — не слепой!
— Слепой не слепой, а главное слово его, — снова начал вздыхать Данила Петрович. — А теперь давай с тобою решать, как нам дальше быть. Вторую варку будем делать для большей уверенности или одной этой ограничимся? Скажем смотрителю, чтоб генералу докладывали?
— А зачем вторую пятерку дяди Степана зря губить? Хватит и одной. А вторую верни ему обратно. И пусть там докладывают кому нужно, что мы сварили свой золотой рубин.
— А вдруг прикажет нам генерал варить рубин в нормальных горшках, а мы их и запорем?
— Ну тогда молчи и никому слова не говори, а готовь шкуру на барабан, — отвечает Сенька отцу.
— Ну инда быть по-твоему, — сказал он Сеньке. Степан же Иванович был другого мнения: он советовал сделать еще одну пробную варку.
— Для большей уверенности, — сказал он Даниле Петровичу.
— Да ведь толк-то какой? — встрял в их разговор Сенька. — Ну, скажем, сделаем мы еще одну варку, загубим и вторую пятерку твою, сварим
— Это тоже правильно, — согласился с Сенькой и Степан Иванович. — Тогда что ж? Тогда докладывайте — и с богом, начинайте работать, варить этот растреклятый свой рубин золотой. А пятерка эта теперь не моя, а ваша, я ее обратно У вас не возьму.
— То есть это как же так, а? — всполошился Данила Петрович. — Почему же это она наша стала и почему ты не желаешь ее обратно взять?
— А потому, что я тебе ее дал как другу, она тебе еще, быть может, когда пригодится. А мне она не нужна. У моей старухи еще три таких есть, пусть и у твоей будет хоть одна. И больше давай не будем говорить о том, если хочешь другом моим быть, — сказал Степан Иванович.
— Ну и дядя Степан, ну и человечина же он! — говорит опять Сенька отцу, когда они домой шли. — На свете, наверно, и нет таких, как он.
— Есть, Сеня, но не так густо. И вот я тебе больше всего желаю в жизни, чтоб и у тебя были такие друзья, каким для меня Степан является, — отвечает сыну Данила Петрович на такие его слова.
Глава восемнадцатая Генерал Мальцев «награждает» своих стекловаров
Мальцев очень удивился, когда ему доложили, что стекловар на второй горшковой печи Данила Петрович Грачев сварил золотой рубин. Удивился он не тому, что Данила Петрович вызнал секрет золотого рубина, а тому, где же он золота для первой варки взял? Мальцев приказал доставить к нему во дворец Грача этого. И часу не прошло, как Данила Петрович вместе с Сенькою уже были перед грозными очами повелителя своего.
— Ну, Грач, как дела? Слышал я, что ты уже сварил там что-то? Перехитрил немца моего, да? Вызнал-таки все секреты его, узнал, как надо варить золотой рубин? Ну, в таком разе я поздравляю тебя, молодца, брат! — говорит Мальцев весело Даниле Петровичу. — И за это вот тебе награда от меня, рублик серебряный. Знай, что я не каждого им одариваю, а только тех, кто заслужил.
И Мальцев подал Даниле Петровичу серебряный рубль.
— Вызнал-то не я, ваше превосходительство, а вот он, сынишка мой. Одному бы мне вовек не узнать, он вот изловчился, — говорит Данила Петрович.
— Он? — удивленно поднял брови генерал. — Этот оголец? Ну что ж, тогда и он молодца, тогда и его надо одарить.
И Мальцев подает второй серебряный рубль Сеньке. Как хотелось Сеньке бросить этот рубль Мальцеву прямо в рысью морду его! Ведь он никогда не забудет и не простит генералу той порки! Но Сенька хорошо понимал, что этого делать никак нельзя. Сделать так — это значит сразу же направляйся на конюшню опять и ложись там на лавку. Да и тятьку, конечно, с ним отправят: дескать, это он так воспитал сына своего, он и есть главный виновник. И Сенька только злобно сверкнул на генерала глазенками. Мальцев, к счастью, не заметил его взгляда, а то бы тотчас поспрошал его, что такой взгляд означает.