Золотой свисток, или Вояжи писателя Ахманова
Шрифт:
– Давай-ка без истерики, – прервал страдальца Ахманов. – Для начала представься, рыбка моя. Ты кто такой? Как тебя звать-величать?
– Как, разве я не говорил? Рамсес Второй Великий!
– Это вряд ли. Рамсес наверху лежит, на самом почетном месте.
– Ну, тогда я – Тутмос Третий Завоеватель!
– Не парь мне мозги, старче. Тутмос тоже наверху. Сам видел.
– Тогда я какой-то другой фараон, но тоже великий. Нам, мумиям, имя свое не вспомнить, если стерли его со стен гробницы.
– Бог с ним, с именем, – великодушно молвил
– Слух до подвалов дошел о посетившем нас российском писателе, – сообщила мумия. – И решил я: не век же мне в подвалах киснуть! Поэтому обращаюсь к вам, сударь, как к персоне интеллектуальной, понимающей и сердечно чувствительной. С просьбой обращаюсь: увезите меня в свою родимую державу! Ходит слух, что мумий у вас мало и относятся к ним с большим почтением. Одна даже в столице лежит, на главной площади. Вот бы мне туда попасть!
– Об этом и не мечтай, – окоротил мумию Ахманов. – Хоть ты и фараон, а все же не того калибра личность. Могу обещать только Эрмитаж. Там, в Египетском зале, есть уже один такой. Падекатром зовут [В Эрмитаже находится жрец Па-де-ист, предположительно из эпохи Нового Царства.].
– Не знаком, – сказала мумия. – Не знаком, но готов разделить его общество. Так как насчет вывоза?
– Тут есть проблемы, – отвечал Ахманов. – Сунем тебя в чемодан, а на таможне нас с женой заметут и срок припаяют за кражу национального имущества. Будем камень ломать в Нубийской пустыне… Нет, к этому я морально не готов! Давай отложим вопрос до завтрашней ночи. Надо мозгами пораскинуть.
Мумия согласно кивнула и с тоскливым воплем растаяла в воздухе.
Весь следующий день Ахманов был задумчив и даже отверг предложение гида сфотографироваться в пирамиде Хеопса. А ведь ему, как VIP-персоне, предложили снимок в саргофаге! Но Ахманов туда не лег и жену не пустил, хотя чуть не дошло до скандала. Потом, правда, жена увидела в каменном гробу трех скорпионов и успокоилась.
Ночью Ахманов снова был во дворе. Сияли звезды, карабкалась в зенит луна, и в ее переменчивом свете огромный сфинкс глядел на писателя с надеждой, будто говоря: помоги! Помоги моему горемычному соплеменнику! Кто ему протянет руку дружбы? Ведь не корыстные же янки, боши и прочие макаронники! Только ты, славный сын России!
– Инди-руси бхай, бхай, – вздохнув, пробормотал Ахманов, и тут же у туалета появилась мумия. Кивнув ей как старому знакомцу, писатель произнес: – Весь день соображал, так что имеется пара мыслей. Надо бы тебя оформить как дар египетского правительства. Мы вам Асуан построили и выручали в трудный час – с танками там, с самолетами… Отчего бы не подарить России мумию? От широкой души египтян? Здесь мумий заваль, а у нас и правда дефицит.
Безымянный фараон горько рассмеялся.
– Подарят, как же! Это разве египтяне? Египтяне – мы! – Он стукнул кулаком о грудь, выбив облачко пыли. – Мы были египтянами, а эти нынешние – жлобы и мздоимцы! Делают бабки на нашей славе! Нет, почтенный, с подарком дело не пройдет. Разве
– Тогда есть другой вариант, – не теряя бодрости, сообщил Ахманов. – Вернусь я в Петербург и предложу нашему писательскому союзу взять над тобою шефство. Думаю, общее собрание меня поддержит – у нас многие очень сочувствуют мумиям. Проголосуем, напишем протокол, и вперед.
– Это куда конкретно? – спросила мумия.
– Из Египта в Питер, разумеется, – ответил Ахманов. – Скажем, я прихвачу твой пальчик… пальчик, он ведь маленький, не найдут его на таможне ваши вахлаки… Я пальчик вывезу, другой писатель к вам заглянет – позвонок утащит, третий – зуб… Так, зуб за зубом, пальчик за пальчиком, перебазируем тебя через границу. Уверен, лет за пятнадцать справимся.
– Хорошая мысль, клянусь Амоном! – согласилась мумия. – Но кроме зубов и пальцев у меня еще череп имеется. Череп, ребра, берцовые кости и все такое… С этим как?
– Пилить придется, – деловито произнес Ахманов. – Но ты не огорчайся! У меня друг-египтолог есть – склеит, будешь как новенький.
– Хмм, пилить… во мне душа и так еле держится… Теперь мне подумать надо, а заодно – посоветоваться, – сказал фараон.
– Это с кем же?
– С коллегами в подвале. Как говорят у нас, египтян, арба не катится на одном колесе.
– Советуйся, – кивнул Ахманов. – Жду тебя завтра ночью здесь, у туалета. Так или этак, но вопрос решим. Не позволю я фараонской мумии прозябать в подвалах!
На этом они и расстались. Утром Ахманов не поехал кататься по Нилу, а озаботился пилой. Выбрал надежную ножовку фирмы «Байер» и стал прикидывать, куда запрячет пальчик. Решил, что лучше в туфлю: если просветят рентгеном, можно сказать, что у него шесть пальцев на ноге. Что здесь такого! Бывают же шестипалые люди! Особенно среди писателей!
Ночью вышел он к нужнику с пилой, а мумия уже тут как тут. Только вроде бы она в смущении – мнется, головой мотает и погромыхивает костями.
– Ну, что решили? – спросил Ахманов. – Пилить или не пилить?
– Велика мудрость жрецов Птаха, и многие тайны им ведомы, – ответствовал безымянный фараон. – Нашелся один в подвале, надоумил… Пожалуй, я сам бы перенесся в Петербург, но не могу, и есть тому причина: по словам жреца, крепко я привязан к этой земле, ибо здесь мое Ка.
– Ка – чего? – Ахманов насупил брови, вспоминая, что говорил на сей счет друг-египтолог.
– Просто Ка, – отозвалась мумия. – Моя душа. Привезешь ее к себе домой, и я тотчас явлюсь следом за нею.
– Душу протащить через таможню не проблема. – Ахманов с облегчением вздохнул, отложил пилу и вытянул руку. – Давай сюда свое Ка. Доставлю в Питер в лучшем виде.
– Из рук в руки не передать, – грустно сообщила мумия. – Нужно, чтобы мое Ка в тебя вместилось и чтобы потом оно из тебя вышло. Жрец сказал: в этом риск, большой риск! Понравишься ты ему, и оно тебя не покинет… А я здесь останусь, в музейных подвалах и даже без Ка! Ужас, ужас!