Золотой воскресник
Шрифт:
“Выловила прекрасное выражение. Несу, как пойнтер утку. ЗАТАБУНИТЬ. А?! Вдруг вам понадобится?” – пишет мне моя ученица Юля Говорова.
Я дала Жанне книгу “Как работать с ангелами” – у кого что попросить. У Рафаила – здоровья, Михаила – защиты, Задкиила – радости, Уриила – работы, у кого– то – потерянной вещи. Все всё выполнят с радостью.
– Я не стала просить здоровья сыну или мне – счастья, – сказала Жанна. – Но у меня давно пропал кожаный ремешок, а мне он нужен, ну я об этом
– Побоялась, – вздохнул Лёня, – что они слишком сложные просьбы не смогут выполнить и им будет неудобно…
Подайте в честь осеннего равноденствия
“Мы с Юрой Ковалем облюбовали кафе у Никитских Ворот, у церкви, где венчался Пушкин, на открытом воздухе, там ветерок обвевает, – рассказывал художник Леонид Сергеев. – Сидим, из ЦДЛ идет молодой человек, увидел Коваля:
– Ой, вы такой писатель – настоящий. Скажите, как писать?
– Я тебе сейчас открою секрет, – сказал Коваль. – Иди бери по сто грамм.
Тот взял, сел с нами. Коваль выпил, закурил и говорит:
– Писать надо о том, где сейчас находится твоя душа. Душа ведь не с нами обычно, а где-то еще. Вот об этом и надо писать.
Тот пожал ему руку, поблагодарил и отправился дальше, по своим делам”.
– Пишите о вечном – вечными словами, – советовал Коваль.
– Чудовищно усатый рассказ, – он говорил кому-то неодобрительно.
Еще он говорил:
– В этой вещи есть привет, который некому передать…
– Стою за творожными сырками у ларька, – докладывает Бородицкая, – а какая-то тетка – продавщице: “Я живу в дискомфорте по двум параметрам: у меня нет хорошего пушистого веника и удобной мочалки”. А?!! В дискомфорте она живет – по двум параметрам!!!
На семинар молодых писателей, который мы вели с Бородицкой в Доме литераторов, я зазвала Юрия Коваля и его друга – писателя и художника Леонида Сергеева. Они направлялись из ресторана в гардероб.
– Учти, мы очень нагрузились, – сказал Леонид Анатольевич. – Я еще ничего, а Юрка совсем плохой.
Ну, я их привела, пышно представила, все с замиранием сердца уставились на них.
– Читайте, – говорит Коваль.
Прослушав небольшой рассказ, Юрий Коваль обратился к автору:
– Дай мне страницу посмотреть. Ой, не вижу ничего. Лёнь, у тебя очков нет? Ни у кого нет очков для меня? Ладно, издалека постараюсь разглядеть. Уже вижу, что рассказ – длинен. “– Хорошо! – испуганно вскричал папа”. Что это еще за “испуганно вскричал”? Диалог должен говорить сам за себя. Надо тебе – скажи “сказал”. А лучше – ничего. Я ж не говорю: “сказал разгневанный Юрий Иосич”!
– Дурак ты, Юрка! – вмешался в разговор Сергеев Лёня. – Глаза-то залил, вот и придираешься.
Они закурили.
– Запомните, – произнес Коваль, и мы запомнили это навсегда. – Главное – не опускаться до современности! Как Генка Снегирёв говорил мне. Я стал ему читать: “На дачном участке росли три сосны…” – “А я и слушать не буду дальше, – сказал Снегирёв. – Что это за «на дачном участке»? Надо работать вечными категориями!” И я начал так: “Росли три сосны…”
– Запомни, если ты кильнулся на каяке, – учил меня знакомый Кукин, – не надо звать, кричать, суетиться, а надо, как учили, – глотать воду. Мы как-то с Колькой малокровным кильнулись. Я бы доплыл, а Колька – нет. Я говорю: “Ну я тебя не брошу, не поплыву, с тобой останусь. Давай, – говорю, – глотать воду, как учили”. Но нас спасли. Кто-то проплывал мимо…
– Нельзя простить и не дать! – говорила мне Дина Рубина. – Это две вещи несовместные, как гений и злодейство! Едва только встанет этот вопрос, сразу давай, без промедленья, хотя бы ради мира на земле!..
– Сидим с Михалковым в президиуме на открытии “Книжкиной недели”, – рассказывает Яков Аким, – дети сделали поэтический монтаж, чтецы, певцы, танцоры, звучат приветственные речи, поздравления. Вдруг Михалков наклонился ко мне и сказал: “В-вот так и ж-жизнь пройдет…”
Ветеран журналистики Тильда Осиповна позвонила Люсе:
– Людмила Степановна, у меня в мае будет день рождения. Мне исполнится девяносто пять лет. Поскольку все мои знакомые умерли, я беспокоюсь, что мне никто не позвонит, не поздравит и не подарит подарков!
– Ничего подобного! – сказала Люся. – Я вас обязательно поздравлю и что-нибудь подарю! Что вам купить, только честно? Коробку конфет? Или большой торт? Или большую хорошую палку колбасы?
– Нет, если можно, пару плиток шоколада.
– И я купила ей ТРИ плитки шоколада, – сказала Люся. – Пришла и принесла. А она такая молодец, ни одной морщинки, легкий румянец играет на щеках, причесочка – а-ля двадцатые годы, грациозно ходит по квартире, пританцовывая, что-то напевает, все у нее старинное, и повсюду фантики от шоколадных конфет.
– Зачем ты отдаешь нам деньги, зачем? – недовольно говорила Люся. – Ты наша дочь, ты нас должна обдирать!
Яков Аким:
– Я был в издательстве “Детская литература”, и там такое запустение, как будто бы морили тараканов…
На книжном фестивале один французский издатель, выступая перед первоклассниками, на протяжении сорока минут рассказывал о своих занудных издательских проблемах, конфликтах с начальством, каких-то организационных обломах, финансовых неурядицах и пр. Да еще с последовательным переводом.