Золотой выстрел
Шрифт:
Надя Рябая не сразу поняла, какую великую силу дала ей природа, наградившая красивой крупной грудью.
Первые признаки телесного богатства, обозначившиеся уже в пятом классе, доставили Наде массу отрицательных переживаний. Все девочки в классе были как девочки — плоские спереди и сзади. А Наденьку распирала неведомая сила, которую нельзя было обуздать, как нельзя обуздать тектонические процессы, ведущие к горообразованию.
Позже это ей казалось смешным, но в девичестве она даже стеснялась богатых форм своего тела.
Страшно вспомнить, сколько переживаний
— Не пойду! — Твердо и со слезами заявила Наденька матери. — Он заставит меня раздеваться.
— Дурочка!
Голос матери сочился презрением. Она пережила двух мужей, а в перерывах между замужествами имела по меньшей мере пятерых любовников или, как говорили в их кругу — хахилей. Для нее раздеться перед мужиком никогда не было большой проблемой, хотя в большинстве случаев общение с противоположным полом проходило при минимальной степени обнаженности. Порой было достаточно приподнять юбку, поскольку во времена молодости матери колготки от Парижа до Находки еще не докатились.
— Дура! Он же врач. Раздетых баб перевидел — ого-го! Не ты первая, не ты последняя…
К врачу Надежда все же пошла. Ее стыдливость пересилило не столько давление матери, сколько жгучее желание стать стюардессой и утереть нос подружкам.
Доктор Коган работал в местной больнице, был прекрасным специалистом, и на дому принимал только по рекомендациям знакомых. Советская власть боролась со всем, с чем только можно было бороться, в том числе с частной врачебной практикой. Доктор Коган советской власти боялся и если что и делал не очень законное, то с соблюдением конспирации.
В назначенное время Наденька явилась в одноэтажный домик на окраине города. Внешних признаков того, что здесь живет и принимает врач, не имелось, хотя адрес Когана для многих не был секретом. Его в частном порядке посещали и жена начальник милиции, одолеваемая недугами, и заведующая районным финотделом, баба строгая, нарушителям спуску не дававшая, но о своем здоровье заботившаяся в первую очередь.
В доме врача было чисто, тихо, пахло свежевымытыми полами. Простенький домотканый половичок вел к комнате, в которой хозяин принимал пациентов.
Наденька вошла внутрь трепеща от ожидания неприятностей. Во-первых, ей предстояло раздеваться. Во-вторых, что было нисколько не лучше — у нее могла обнаружиться болезнь, о которой она не подозревала. Ей могли сказать: «Милая, в авиацию вход вам разрешен только в качестве пассажирки». Мало ли что еще могло быть…
Доктор Коган — худощавый невысокий мужчина с чертами Мефистофеля: с козлиной бородкой, горбатым носом и лохматыми бровями — сидел за столом и что-то писал. Он лишь бросил на пациентку взгляд через плечо, сказал: «Раздевайтесь» и опять принялся за свое дело.
Наденька заметила белую раздвижную ширмочку, зашла за нее и стала разоблачаться.
Разделась, оставив на себе только бюстгальтер и трусики. Нервно подрагивая, то ли от прохлады, то ли от смущения, вышла из укрытия.
Доктор обернулся, бросил на нее быстрый взгляд
— Я просил раздеться. Вы бы еще в шубе остались.
По раздражению, прозвучавшему в голосе доктора, Наденька поняла: надо снимать с себя все.
Она, не сходя с места, обреченно стянула с себя остатки одежды и осталась голой, ощущая ужасную нехватку рук, которыми не могла сразу прикрыть треугольник рыжих курчавых волос под животом и непослушную озорную грудь.
Доктор повернулся к ней.
— Так на что жалуемся, милочка?
— Я…
— Ах да. Помню, помню. Поставьте руки в стороны. Так. Хорошо. Закройте глаза. Постарайтесь попасть пальчиком в кончик нос. Так. Хорошо. Теперь повернитесь ко мне спиной…
Ловкие мягкие пальцы пробежали по ее позвоночнику сперва сверху вниз, потом снизу вверх.
— Так, чудненько. Теперь повернитесь ко мне лицом.
Теперь пальцы доктора коснулись ее левой груди.
Наденька пыталась инстинктивно отпрянуть, но врач левой рукой придержал ее за талию.
— Здесь не болит?
— Не-е-ет, — промямлила она. А его пальцы ощупывали грудь, ласково мяли ее, то сжимая, то ослабляя нажим. Потом они коснулись соска и тот вдруг затвердел, как бутончик розы.
— Адекватно, — довольно качнул головой доктор, и Наденька вдруг испугалась: неужели что-то не так?
Позже, проработав пять лет стюардессой, Надежда привыкла к необходимости раздеваться при врачебных осмотрах и интимных встречах с мужчинами. Богатство собственного тела уже не пугало ее. Она им гордилась и научилась подчеркивать достоинства, выставлять их напоказ.
Атаку на Рябую, которая была лет на десять старше Крылова, он решил вести решительно, в ошеломляющем стиле и темпе. Для этого лейтенанту потребовался помощник. Его он нашел на вокзале у пивного павильончика. Местный ханурик, которого все звали только Жорой, проводил здесь большую часть суток и отыскать его не составляло труда.
Это был нескладный парень — длинные, достававшие почти до колен ноги, узкие плечи, круглое вздутое как воздушный шар пузо, толстые ляжки и тонкие ноги. Было похоже, что Жору родители скомпоновали из ворованных деталей, которые были приготовлены для разных людей. И все же главное, что особо впечатляло в Жоре — была морда дебила с разного размера глазами — одним приплющенным, узким, вторым широко открытым, круглым как автомобильная фара. И губы — толстые, влажные; при этом нижняя свисала к подбородку красным загнутым вниз лоскутом.
В местах, где обитал Жора, к нему привыкли как привыкают к любому уродству, как привыкли москвичи к доходяге Петру на стрелке Москва-реки и к брюхатой бабе, которую наткнули на трехгранный солдатский штык на Поклонной горе. А вот посторонние, встречаясь с Жорой впервые, за пять шагов уже начинали решать: кинется он на них с кулаками или присядет и укусит за ляжку. Хрен его знает, что у недоноска на уме.
Жора легко, как бродячий пес, угадывал в толпе тех, кто его побаивался, и для закрепления впечатления, поравнявшись свирепо таращил фары и гукал: «Гы!»