Золотой выстрел
Шрифт:
– Человек уже сидит, а ему предлагают присаживаться…
– Ну да, старая хохма: если ты ходишь по камере, так думаешь, что не сидишь? Но давайте обойдемся без хохм. Вот из Питера приехал познакомиться с вами старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Турецкий. Я тоже представлюсь: заместитель генерального прокурора Меркулов Константин Дмитриевич. И у меня появились кое-какие вопросы. Так поговорим?
– Не в моем положении возражать.
– Очень хорошо, что вы это понимаете. Так вот, Сергей Леонидович Соболев, которого вы знаете как Сергея Николаевича Светличного, уже у
– А почему вы, гражданин прокурор, считаете, что я, к примеру, навсегда простился в волей? У меня другое мнение.
– Мечтать-то вы можете себе о чем угодно, но только срок вам светит максимальный – для вашего здоровья, а режим тем более нехороший. Но речь сейчас даже и не об этом. Вон вчера Александр Борисович сидел за одним столом с Патриархом, понимаете? – Турецкий, пока ехал из аэропорта, успел подробно проинформировать Меркулова о странной встрече в резиденции. – Мы его, конечно, возьмем, слов нет. И статьи найдутся. Но все-таки паровозом в последних делах, возбужденных в связи с убийствами питерских бизнесменов и политиков, пойдете вы. В качестве координатора и, естественно, организатора, поскольку настоящего вы назвать не хотите.
– Не получится, гражданин прокурор, – с ехидной улыбочкой возразил Никонов. – Мне звонили, я звонил – и все. А кто звонил, понятия не имею.
– Нет, суду не понравятся такие объяснения. Мои гораздо правдоподобнее. Да и бывший майор Герасименко, и Игорь Рачонкин, наконец, и Сергей Соболев безусловно подтвердят, что получали указания от вас лично. А потом, я вам скажу – между нами, понимаете? – у нас же следствие годами ведут. Адвокаты там протестуют, жалобы составляют, а следствие тянется себе. Срок кончается, суд освобождает подсудимого из-под стражи прямо в зале, а его, только что освобожденного, тут же на выходе берут – и снова на нары. Повод-то находится обязательно. Верно, незаконно. И мне, заместителю генерального прокурора, очень неприятно это сознавать и вам говорить. Очень неприятно! Но у меня ж все-таки одна голова, за всем не уследишь.
– Значит, понимаете, что незаконно действуете? – спросил Никонов с кривой ухмылкой.
– Понимаю. Каюсь. Только ведь вам мое покаяние оптимизма не добавит. Незаконно, говорите? А убивать законно? А команду отдавать: того замочить, этого… законно? Ну я думаю, теперь у вас будет очень много свободного времени, до конца жизни, хватит на размышления.
– А если я раньше подумаю?
– Раньше – это когда? Сейчас? Завтра? Нам ведь ждать да ходить вокруг вас, Федор Акимович, некогда. Пока вы тут прохлаждаетесь в размышлениях, там, очень возможно, новые убийства замышляются. И заметьте, все, кого мы и дальше будем брать, станут топить именно вас. На ваши указания ссылаться. Они это отлично организуют!
– Вам говорить просто… А что думаете, старику, что ли, легче на перо сесть, чем молодому?
– А вы разве уже получали
– Пока, как говорится, Бог миловал. Но стоит рот открыть…
– Так говорят все, не вы первый. Но рты в конце концов открывают, и сознаются в своих преступлениях, и сотрудничают со следствием, и суд оказывает снисхождение. И люди однажды выходят на волю. А если бы было наоборот, сами подумайте, бандиты из мести уже давно перестреляли бы друг друга. У вас же каждый сам за себя, никто не хочет тянуть срок за соседа. Логично?
– Так что вы от меня хотите? – мрачно спросил Никонов.
– Назовите заказчика. Приведите фактические обстоятельства. Александр Борисович через… – Меркулов взглянул на часы, – через полтора часа вылетает снова в Петербург. И возьмет с собой протокол с вашими показаниями. Поторопитесь, у нас очень мало времени.
– Ну кое-что, наверное, я вам скажу… – задумчиво начал Никонов. – Жизнь моя, гляжу, вам известна. А не знаете вы вот чего… Записывать будете? Или мне самому?
– Будем записывать, так быстрее, – сказал Меркулов и подвинул Турецкому несколько листов протокола допроса.
– Пересеклись наши дорожки, – неторопливо продолжил Никонов, – во Владимирской пересылке… Савел Монахов тогда на Патриарха еще не тянул, но авторитетом уже пользовался…
Некстати зазвонил внутренний телефон. Меркулов поднял трубку.
– Следователя Турецкого срочно вызывают по его мобильнику, – доложил дежурный.
Согласно установленному порядку, Александр Борисович оставил и телефонную трубку, и личное оружие у дежурного.
– Давай вниз, – сказал Меркулов, – что-то срочное… Продолжайте, Федор Акимович, я вас слушаю.
Турецкий услышал взволнованный голос Грязнова:
– Это ты, Саня? Полный атас!
– Что случилось? Я еще в Лефортове.
– Костю можешь быстро найти?
– Могу, говори.
– Только что убит Панкратов… Не угадал я, мать его!…
– Где?!
– Здесь, где же еще! Десять минут назад!
– Как это произошло?
– Долго объяснять. С ним были Алексеев и Латников.
– Они тоже?!
– Да нет! – раздраженно воскликнул Вячеслав. – Подробности потом. Саня! Заказ в чистом виде!
– Я не понял, чего ты не угадал?
– Адрес не угадал! Сечешь?
– А-а, не того?
– Вот именно. Давайте там решайте, как быть, и звони на мой. Я побежал.
Турецкий поднялся в следственный кабинет и шепнул Меркулову на ухо:
– Прервись на минуту, – и нажал кнопку вызова контролера.
В кабинет вошел контролер, а Турецкий с Меркуловым вышли в коридор.
– Что там еще? – недовольно пробурчал Костя.
– Звонил Грязнов. Только что убили Панкратова. Заказуха в классическом варианте. Пока без подробностей.
– Мать моя!… – ошарашенно протянул Костя. – Это что ж деется-то?!
– Рядом с ним находились Алексеев и Латников. Оба, естественно, не пострадали. Костя, видит Бог, интуиция меня не обманывает.
– Иди, – он кивнул на дверь, – сам заканчивай. Можешь ему сказать, но фамилию не называй. Жми сколько можешь. А я – к Савельеву. Если опоздаешь на свой самолет, черт с ним, полетишь следующим, это мы обеспечим. Увидимся… Сумасшедший дом!…
– Ага, – добавил Турецкий, – а мы все суетимся… И вот к чему это приводит!