Золотые эполеты, пули из свинца
Шрифт:
– Ой, как романти-ично! – снова протянула Лидия. – А он у тебя красивый?
«Тебе бы, коза неумная, такую романтику!» – сердито подумала Вяземская. Она щелкнула замочком ридикюля, вынула оттуда Библию карманного формата на немецком языке, раскрыла книжку и достала заложенную между страниц фотографию.
– Смотри. Это мы с Владимиром перед его отбытием на фронт.
Люстра на потолке зала стала медленно гаснуть, сейчас должен был начаться второй акт. Дверь распахнулась, в ложу вошел Венцлов.
– Увы, – развел он руками, – из-за этой дурацкой войны пропали из продажи многие привычные вещи. В буфете
– Что вы, мы вовсе не знакомы, – с неестественным смешком, запинаясь, ответила по-немецки Лида. – Бывают же такие совпадения, ваша спутница очень похожа на одну мою русскую знакомую! Это же надо, так ошибиться! Прошу прощения, разрешите откланяться…
И она выпорхнула из ложи. Венцлов проводил неожиданную гостью весьма странным, напряженным взглядом.
Когда спектакль окончился, Бледный Фриц посадил Магду, бывшую на самом-то деле Натальей Вяземской, в свой «Опель Кадет», но на сей раз довез ее не прямо до гостиницы, а лишь до перекрестка.
– Фрейлейн Магда, – виновато произнес Венцлов, – прошу простить меня, но я очень тороплюсь. Срочные дела! Душевно благодарю вас за чудесно проведенный вечер. Надеюсь, спектакль доставил вам удовольствие. До скорого свидания, фрейлейн!
Автомобиль Венцлова скрылся за углом, а женщина не торопясь пошла по тротуару к гостинице, до подъезда которой оставалось шагов сто.
Но Наталью Вяземскую ожидал неприятный сюрприз: когда гостиничная дверь была уже совсем рядом и швейцар услужливо распахнул ее перед женщиной, откуда ни возьмись на пути Натальи возникли трое оборванных подростков. Оборванцы бросились к Вяземской, и один из них вдруг выхватил из ее руки ридикюль. Наталья даже ахнуть не успела, а тройка подростков уже скрылась в темноте под заливистый свист швейцара.
Через несколько минут оборванцы объявились на соседней улице, где под каштанами стоял «Опель Кадет» с потушенными фарами.
Вожак малолетних налетчиков почтительно поклонился Бледному Фрицу, шагнувшему навстречу, протянул ему украденный ридикюль. Венцлов довольно кивнул, взял сумочку и протянул оборванцу пару мелких монет.
Ох, наблюдателен был начальник галицийского куста лагерей подполковник Фридрих Венцлов! И хитер, как целый выводок лисиц. А еще австрийцу очень хотелось поскорее стать полковником. Для этого надобно отличиться.
Во время неожиданного визита пани Ружинской в его ложу Бледный Фриц и не подумал сразу же уйти в буфет. Некоторое время он подслушивал разговор двух женщин, стоя за дверью ложи. Венцлов неплохо понимал русский язык, нахватался от своих подопечных, но не афишировал этого. Ведь как удобно порой стоять с тупым непонимающим видом и потихоньку мотать на ус все, что слышишь, когда люди говорят между собой на том языке, которого, как они полагают, ты не знаешь!
На этот раз Фридрих Венцлов услышал более чем достаточно.
И вот теперь Бледный Фриц пристально разглядывал фотографию, на которой его сегодняшняя спутница «Магда фон Дроттнингхольм» стояла рядом с молодым мужчиной, одетым в русский офицерский мундир. Перевернув карточку, Венцлов с трудом прочел настоящие имена запечатленных на снимке людей: Владимир Щербинин и Наталья Вяземская.
Что ж… Если грамотно разыграть карту, которую неожиданно сдала судьба,
16
Залить водой два котла на громадных паровозах и загрузить в их тендеры по сто пятьдесят пудов угля – такая работа требует времени. Тем более что трубы и вентили станционной водонапорной башни оказались старыми, ржавыми и то и дело забивались, так что вода текла еле-еле. Боснийская обслуга бронепоезда тоже особой прыти не проявляла, хоть комендант, майор Войтех Ванчура, чуть голос себе не сорвал, ругаясь на босняков.
Но не это более всего раздражало Рудольфа Хейзингера; в конце концов, часовая или даже полуторачасовая задержка ничего не решала. Немца заботило другое: круживший над станцией русский аэроплан. Что он позабыл в небе над Збаражем? Пробарражировав над только что прибывшим на станцию бронепоездом, «Фарман» с двуглавыми орлами было улетел, но уже через полчаса вернулся обратно и теперь ходил кругами над станцией на высоте пятисот с лишним сажен, жужжа, точно надоедливая оса.
Полковник Хейзингер злобно смотрел в белесое от зноя небо и размышлял о том, как теперь поступить, с учетом этого малоприятного фактора. У Хейзингера не было никаких сомнений в том, что над Збаражем летает русский воздушный разведчик. И что с ним делать?
Попытаться сбить? Но из чего? Специальных зенитных пушек или пулеметов на бронепоезде не было, а пытаться достать аэроплан на этой высоте из винтовок – дело безнадежное, бессмысленный перевод патронов. Полковник все-таки распорядился, чтобы поездная обслуга дала по «Фарману» несколько залпов, но результат, как Хейзингер и предполагал, оказался нулевым.
Вызвать по рации австрийские аэропланы из Лемберга, чтобы они сбили или отогнали нахального русского? Можно, но это особого смысла не имеет: на «Фармане» тоже наверняка имеется аппарат беспроволочного телеграфа. Значит, русский воздушный разведчик, увидев внизу бронепоезд, уже успел сообщить об этом своему командованию. Оно, в свою очередь, велело летчику возвратиться и продолжать наблюдение, – иначе почему «Фарман» прилетел назад? Так что теперь – отгоняй не отгоняй…
Понятно, что аэроплан последует за бронепоездом, когда тот двинется на железнодорожный мост через Серет. И что, выливать в реку содержимое цистерны на глазах у русского воздушного разведчика? Э-э, нет! На такую глупость полковник Рудольф Хейзингер не пойдет. У русских, когда среди их солдат вспыхнет эпидемия брюшного тифа, так и так зародятся подозрения, в этом вопросе Хейзингер иллюзий не питал. Но! Одно дело ничем не подкрепленные подозрения, и совсем другое – свидетель, который видел акт заражения речной воды. Кто его знает, а если у пилота «Фармана» в кабине имеется портативная фотокамера?
Фотография – это документ, с которым трудно спорить, и оставлять за собой такой «хвост» полковник Хейзингер вовсе не рвался. Он был уверен: в случае чего австрийцы открестятся: мол, знать ничего не знали ни о какой цистерне, ведать ничего не ведали. Австрийцы запросто подставят его, Рудольфа Хейзингера, и тогда может разразиться громкий скандал, который крайне неблагоприятно скажется на его карьере.
Ясное дело: такая неприятность возможна лишь в том случае, если его схватят за руку. Значит, нужно не позволить русским сделать это.