Золотые ласточки Картье
Шрифт:
Проклятье.
– Во-вторых, зачем ему возвращаться? Если он решил избавиться от бывшей жены, то нет ничего более глупого, чем избавляться вот так. Сначала поскандалить, чтобы все слышали, убить, уйти и вернуться как ни в чем не бывало.
– И что вы думаете…
– Что я думаю? – опер вдруг усмехнулся. – А вам-то что за интерес?
– Я ее любил.
Сказал и сам себе не поверил. Он любил? Галину? Запах ее тела, сдобный и сладкий, живой. Само это тело, тоже сдобное и мягкое. Голос тихий и вечерние рассказы о работе в цеху,
Любил знакомые черты лица…
– Любили… Вам, наверное, больно…
– Да.
Не было больно. Но он знал, что люди, обыкновенные нормальные люди испытывают боль, теряя близких. А Галина, пожалуй, все-таки была ему близка.
– Что ж… Я думаю, очень интересно, где в это время были вы…
– Я?
Тогда он не озаботился алиби, понадеялся, что, получив идеального обвиняемого, следствие не станет слишком усердствовать.
– Вы. Вы довольно молоды, но в то же время успели уже перенести потерю… Кажется, год тому назад трагически погибла ваша подруга…
– Какое это имеет отношение?
– Может статься, что никакого… А может… Она ведь тоже была задушена, верно? Изнасилована и задушена… А убийцу так и не нашли. К слову, Галина на нее похожа, верно?
– Никогда об этом не думал.
– Не думали? Или не желали думать? Вряд ли вы вовсе не замечали этого сходства… Но, возвращаясь к той истории, – девушка предпочла вам другого… Вас это огорчило?
– Конечно, меня это огорчило! – Он вскочил, испытывая не гнев, не раздражение, но страх.
И желание убить этого чересчур назойливого, слишком умного опера, который играл…
– Или вас не огорчило бы, если бы ваша любимая сказала… Извини, но давай останемся друзьями… А потом… – Он махнул рукой. – Собираетесь повесить это дело на меня?
– Нет, – опер встал. – Хотел бы, но доказательств не имею. Вынужден признать, что если это вы, то сработали чисто… профессионально.
…Посадили все-таки бывшего.
Дали десятку…
Наверное, это было справедливо. Во всяком случае, ему казалось справедливым. И единственное, что смущало, – чересчур пристальный взгляд того опера.
Будет присматривать? Пускай. Он уже решил, что в следующий раз не оставит тела…
Следующий раз? Именно. Убийство было ему необходимо… Это ведь нормально. У всех людей имеются потребности. Дышать. Пить. Есть… Ему вот нужно убивать.
Так почему бы и нет?
Софья не усидела в комнате, пусть бы и комната эта оказалась чудо до чего хороша. Светлые обои, белая, какая-то невероятно легкая мебель, и полное ощущение ирреальности происходящего.
– Прикольно, – сказала Лялька, которую разместили в соседней комнате, отличавшейся от Софьиных покоев разве что цветовой гаммой – Ляльке досталась бледно-зеленая.
– Мне здесь не нравится, – Софья притворила за собой дверь и к ней же прислонилась.
Лялька отмахнулась: она прилипла к окну.
– Глянь,
Вдоль кромки леса прогуливался хозяин виллы, на левой руке которого повисла Маргоша, на правой – Ника.
– Какая прыть! – восхитилась Лялька, засовывая в рот карамельку. Грызла она ее с остервенением, выдававшим глубокие душевные муки. – Когда только успели-то?
Маргоша переоделась в сарафан, ярко-красный, из какой-то легкой текучей ткани. На Нике была длинная кожаная юбка, сидевшая столь плотно, что даже с расстояния Софья удивилась, как это Ника вовсе в юбку влезла.
– Надо отсюда уезжать, – Софья отвернулась от окна. Какое ей, собственно говоря, дело до того, с кем гуляет хозяин виллы?
Или его смуглый друг?
Тот не гулял, вышел на террасу, сел в низкий лежак и наблюдал за троицей с превеликим интересом.
– Зачем?
Лялька вытащила из груды шмотья театральный бинокль.
– Затем, что здесь явно все собрались не случайно. А твоя сваха…
– Она не моя.
Лялька с биноклем переместилась к окну.
– Хорошо, но не твоя сваха что-то явно темнит… И мне просто здесь не нравится.
– Почему?
– Лялька, ты что, и вправду не понимаешь?
Лялька мотнула головой: мол, не понимает. Ей было если не весело, то во всяком случае увлекательно.
– Здесь происходит что-то смутное… Скороспелый богач вдруг приглашает в гости бывших сокурсников, с которыми прежде был в не самых лучших отношениях. Ностальгия замучила? Или захотелось блеснуть достижениями? И все соглашаются, едут… Все и мы, две посторонние дуры…
– Почему дуры?
– Потому что согласились на эту авантюру. – Софья села на кровать и пару раз на ней подпрыгнула. – Замуж захотели… Но вообще тебе не кажется, что все это напоминает начало какого-то ужастика?
– А я думала, – с сомнением произнесла Лялька, – что это у меня живое воображение. Успокойся, Сонь. Ну да, захотелось человеку похвастать. Прикинь, если в универе его все гнобили, а он поднялся. И разбогател. И все эти… гнобившие его будут теперь кругами виться.
– Как акулы.
– Почему?
– Потому что именно акулы кружат, прежде чем на жертву напасть.
– Сонь… ну ты перебарщиваешь. Да и сама подумай, уйти мы всегда успеем. Ограды нет. Собак вряд ли выпускают, до станции пара километров пешком, ну так одолеем при случае… Погоди.
Софья погодила.
Как ни странно, ужин прошел в атмосфере почти теплой и чем-то дружеской. Дружить все пытались со Стасом и Васькой, который к ужину переоделся, облачившись в белую рубашку с серебряной искрой и джинсы, тоже белые, без искр, зато с тщательно заутюженными стрелками. По правую его руку устроилась Маргоша в умопомрачительном вечернем туалете, по левую – Ника…
– Софья Павловна, – Витюша, облачившийся в небесного колера костюм, присел рядышком. – А вы мужа себе ищете, да?