Золотые ласточки Картье
Шрифт:
Стас слушал. Старая история на новый лад? Пускай.
– Я вот что подумал. Она ведь весила пятьдесят пять кило… Это немало. Немного, но и немало. Далеко не утащишь… Опять же, если человек несет другого, то кто-то может увидеть, запомнить… или вовсе в милицию позвонить… И тот, кто это сделал, тоже понимал.
Стас кивнул. Логично. Он попытался представить, как сам бы поступил, окажись перед необходимостью спрятать чей-нибудь труп.
– Ее убили где-то неподалеку… А помнишь, где Никушина квартира была?
– Возле железной
– Именно. Там и нужно, чтобы выйти и спуститься, если через овраг, то прямо на путях и окажешься, – Васька потер подбородок. – Это кто-то из наших.
– Погоди…
– Нет, Стас, послушай. Это точно кто-то из наших. Тот, с кем Анька не побоялась бы остаться одна на квартире. И от кого не ждала бы подлости, иначе кричала бы, звала на помощь, а соседи ничего не слышали… Точнее, у Никуши всегда веселье, дым коромыслом…
– Вот именно, там постоянно кто-то тусовался…
– Кто-то, кто точно знает, с кем Анна осталась. Кто-то, кто пригласил ее на квартиру… Она бы не пошла ни с Толиком, ни с Пашкой, ни тем более с Артемом… А вот если Маргоша о помощи попросила. Или Никуша… В помощи Анька не отказала бы.
Васька погладил нагрудный карман.
– Я не думаю, что ее собирались убить, но… Я хочу знать, кто виноват.
– И поэтому устроил это… представление?
– Это не представление, – Васькино спокойствие действовало на нервы.
И тишина.
Кажется, нервы у Стаса вовсе не такие прочные, как ему всегда казалось. Хотелось орать. И вцепиться в горло старому другу, доброму напарнику. Встряхнуть его. Заставить рассказать все…
Стас молчал.
Васька молчал тоже.
– Ты, – Стас заговорил первым, когда молчание сделалось невмоготу. – Ты сказал, что теперь не думаешь, что это я… Значит, раньше ты меня подозревал?
Голос дал петуха, а Васька вместо ответа руками развел.
Подозревал. И получается, что все эти годы, работая рядом, почти подыхая на проклятой этой работе, Васька думал, что он, Стас, убийца?
– Все довольно сложно, – Василий погладил щеку. – Понимаешь… Я не то чтобы тебя подозревал… Точнее, я почти был уверен, что ты ни при чем…
– Почти?
– Стас, не придирайся. Я не мог исключить никого, – Васька встал и заложил руки за спину. – Я тот день едва ли не по минутам расписал. И каждого из наших… Ты ведь тоже к Аньке подкатывался? Не отрицай. Подкатывался. А она отказала.
– И что, думаешь, я от этого отказа настолько взбеленился, что чувство меры потерял?
– Не ори.
– Я не ору.
– Орешь, – Васька вытащил цепочку с ласточкой, которая раскачивалась, поблескивала синим глазом, словно подмигивала. – Просто сам не замечаешь. Я же извинился, но теоретически у тебя была причина. Сугубо теоретически, Стас.
– Хорошо.
Его не переубедить, и наверное, в чем-то Васька прав. Если бы убили невесту Стаса… Сколько лет прошло? Стас успокоился бы или попытался найти виновного? Он не знал.
– А с остальными что?
– Ничего.
– Это ведь не ограбление…
– Не ограбление, но… С чего Нике платить?
– Ты и девчонок подозреваешь?
– Я всех подозреваю, – спокойно ответил Васька. – Ника – избалованная стерва, Маргоша не лучше. Они обе хотели получить ласточку, но Анька отказалась им ее продать… Помнишь ведь.
– Вспомнил.
– Ника еще дважды подкатывала. В конце концов, две штуки баксов пообещала… Анна все равно отказалась, это же память о маме…
Он говорил об Анне так, словно бы умерла она не годы тому назад, а только вчера. И наверное, действительно любил, если за прошедшее время боль не утихла. Васька понял.
Ответил, пусть Стас и ничего не спрашивал:
– Мы собирались пожениться. И я уже тогда про свое дело думал… Мечтали, как деньги появятся, и мы поедем в Италию… снимем виллу…
– «Белый конь».
– Точно. Анна ее нашла в справочнике каком-то… Не знаю, в каком, но вырезала… Мы могли бы в свадебное путешествие поехать. Я денег отложил, но решили, что погодим немного… Вот и погодили.
– Стой. То есть ты думаешь, что Ника… или Маргоша кого-то наняли, чтобы Анну убить?
Васька кивнул.
– Но это же бред!
Стас сказал и… а бред ли? Ника самолюбива. И теперь самолюбива, а в те далекие студенческие времена ее самолюбие усугублялось уверенностью, что весь этот треклятый мир существует единственно для удовлетворения Никиных потребностей. Она гордилась тем, что получает всегда то, чего хочет… Анна ей отказала.
И могло ли это… Нет, не хочется верить, но справедливости ради. Сама Ника убить не способна, а вот нанять кого-нибудь…
– Она могла не желать Анниной смерти, – продолжил Васька. – Избить… изнасиловать… испоганить все, к чему руки дотянулись. Ты знаешь, что у ее мужа дочь имелась от первого брака? Четырнадцать лет девчонке… С Никушей общего языка не нашли.
– Не удивительно.
– Года не прошло, как девчонка на игле сидела. А потом от передоза умерла.
– Думаешь…
– Доказать не выйдет, но… А Маргоша, которая сумела все семейство от старика отвадить? Они вовсе не те милые девочки, о которых ты привык думать.
– Машка?
– Дура, – поморщился Васька, – но безобидная. И позвал я ее потому, что дура… Ее не опасались. Если вдруг кому-то что-то известно, то только Машке.
– Ладно. – У Стаса голову ломило от мыслей крайне гадостного толка. Все-таки пусть и исчезла та давняя студенческая дружба – а ведь некогда казалось, что на века она, до самой смерти, – но все одно неприятно думать, что кто-то из твоих давних приятелей причастен к убийству. – С ними понятно… Но почему теперь?