Золотые ласточки Картье

Лесина Екатерина

– Она, конечно, поступила очень плохо, – сказала Любочка, отстраняясь, и ладонью вытерла мокрые Василинины щеки, – и оправдать я ее не могу, но… и он хорош.

– Она увела…

– Твой Тимур – не баран, чтоб его на привязи уводить. Ушел – это да, но лучше теперь, чем после свадьбы.

Вспомнилась мама, и что права она была, когда не одобряла Василининого замужества. И пусть, теперь Василина останется одна и на всю жизнь.

– Не говори глупостей, – сказала Любочка, целуя в макушку. – Все проходит. И это пройдет.

Она

оказалась мудра, старшая медсестра реабилитационного центра, но тогда Василине казалось, что боль ее будет вечной. От этой боли, от безысходности, от того, что Женечка украла не только Василининого жениха, но и саму свадьбу.

А и вправду, зачем дважды тратиться?

Кафе заказано, гости приглашены, а что невеста будет другой, так… и не такое бывало.

Василина слегла. Она впервые в жизни заболела, серьезно, с температурой под сорок, с головной болью, которая не оставляла ее даже во сне, и бредом. Она лежала, твердо вознамерившись умереть, но Любочка сидела рядом.

– Вот, – однажды она вложила в руку что-то небольшое и холодное, впрочем, Василине теперь постоянно было или холодно, или, напротив, очень жарко. – Возьми… Больше ни один мужчина не оставит тебя по собственной воле.

– Что это? – говорила Василина очень и очень тихо.

Силы таяли. И, наверное, она бы все-таки умерла, но… то, что лежало в ослабевшей руке, внезапно заинтересовало ее. Василина узнала ласточку, которую сама Любочка носила не снимая.

В детстве Василине очень хотелось эту ласточку потрогать, а еще лучше – примерить. Но Любочка, в остальных случаях потакавшая Василининым немногочисленным капризам, не разрешала.

– Это ласточка Картье… был такой известный ювелир, – Любочка погладила мокрые Василинины волосы. – Мой прадед заказал у него ласточек… в подарок дочерям.

Подвеска из белого металла.

Птица, расправившая тонкие крылья, смотрит на Василину, и видится в желтом ее глазу упрек: дескать, разве можно так с собой-то?

– И… что?

– Ничего. Просто от женщины, которая носит ласточку, ни один мужчина добровольно не откажется.

Любочка ушла, оставив Василину наедине с ласточкой.

Верить? Или не верить?

Василина здравомыслящий человек, но… ей так хочется чуда. Или не чуда, но гарантии, что история не повторится.

Василина заснула с ласточкой в руке, а проснулась не то чтобы здоровой, но без желания умереть. Оправлялась она долго, и в ее мире, сузившемся до размеров комнаты, которая больше не казалась такой уж просторной, царило спокойствие.

Книги, которые приносила из библиотеки Любочка. Вышивка крестиком. Учеба.

Сессия ведь скоро, а Василина уже на четвертом курсе, и нехорошо будет, если ее из-за какой-то глупости отчислят. Нет, на время болезни Любочка сделала справку, а вот дальше Василине придется самой. У нее получится.

В институт возвращаться было страшно. Ведь там знали про свадьбу, поздравлять готовились… И как же теперь?

Никак. Все делали вид,

что ничего особенного не произошло, а Тимур вовсе Василину старательно не замечал. Ей же хотелось подойти и спросить, счастлив ли он в браке. Почему-то казалось, что нет. С Женечкой сложно быть счастливым.

Но Василина себя останавливала. И трогала ласточку, спрятанную под тонкой тканью блузы. Теперь она сама носила украшение, не расставаясь с ним ни днем, ни ночью.

А однажды, уже после сессии, которая помогла Василине окончательно прийти в себя, в институте появилась Женечка.

– Привет, – сказала она. – Классный блузон. Где отхватила?

– Люба принесла.

– Лю-ю-ба, – протянула Женечка. – Везет тебе, у тебя Люба есть.

– Чего тебе надо?

– Ничего, любопытно просто. Я ж должна посмотреть, где мой муж работает. И посмотреть, и присмотреть…

– Не доверяешь? – Василина испытывала какое-то иррациональное веселье. А ведь и вправду не доверяет, поэтому и приходит сторожить. И наверное, хорошо, что приходит Женечка, а не сама Василина.

– Почему? Доверяю. Он от меня никуда не денется. А знаешь почему? Потому что мама меня любит! И вот, – она потянула за тонкую цепочку и вытащила ласточку, точь-в-точь такую, как у Василины.

Почти точь-в-точь.

У этой ласточки глаз был синим.

– Она мне подарила, – Женечка погладила ласточкины крылья. – Сказала, что у тебя и так все есть… а у меня вот ласточка будет, и пока она со мной, Тимур меня не оставит.

Женечка показала язык, а ласточку спрятала.

…а вечером Любочка, которой Василина пересказала эту встречу, вздохнула и призналась:

– Твоя мама ей подарила… она очень любит Женечку.

– А меня? – Ласточка смотрела на Василину желтым глазом, в котором читалась откровенная насмешка. Неужто она, Василина, и вправду поверила, что это простенькое с виду украшение способно решить ее проблемы?

– И тебя, думаю, любит, – сказала Любочка, – просто… пойми, Василина, о Женечке она заботилась с самого младенчества. Для нее она так и осталась слабым, больным ребенком, которого, ко всему, лишили отца.

Как по Василининому мнению, никого-то Женечку не лишали, потому как отец всегда был рядом, поначалу в соседней комнате, после – в соседней квартире. И для Женечки у него всегда находилось время.

У всех все находилось для Женечки.

– Не злись, – Любочка глянула строго. – Злость разрушит прежде всего тебя саму. Сумей ее простить. Она… пожалуй, она рано научилась использовать свое положение. И тут есть моя вина. Я ведь тоже не ангел, разрушила брак твоих родителей… осиротила ребенка… хотела, чтобы хоть как-то сгладить углы, а вышло… нехорошо вышло.

Любочка поцеловала Василину.

– Забудь. Отпусти. И живи сама…

Если бы все было так просто.

– А Тимур? – Василина сжала ласточку в кулаке, не обращая внимания на то, что острые крылья ее чувствительно впиваются в кожу.