Золотые земли. Сокол и Ворон
Шрифт:
Один раз за всё время пути через Великий лес Дара вышла к берегу Звени, напилась воды такой холодной, будто из колодца. Река казалась чужой, незнакомой. Облачённая в тёмные берега, обросшая густыми елями Звеня выглядела тёмной и пугающей, только знакомое звонкое журчание, похожее на хор весёлых голосов, звучало по-старому.
– Избушка лесной ведьмы стоит в самой чаще, куда ни человек, ни зверь не пройдёт, если не пожелает того леший. Но даже того, кто пришёлся ему по нраву, он сначала испытает, чтобы не оставалось сомнений, что человек достойный.
Дарина
Вдруг завернула в сторону прежде прямая тропка, и Дара очутилась среди высоких голых сосен. Почва была сухой и потрескавшейся, воздух тяжёлым и пыльным. Земля стонала протяжно под её шагами, когда Дара медленно ступала вперёд. Вокруг не виднелось ни живого дерева, ни ручья, а солнце палило безжалостно, и негде было от него спрятаться в погибшем лесу.
Под ногами пылилась зола. Книзу клонились покорёженные тёмные стволы. Повсюду разверзлись глубокие ямы, но не заметила Дара следов копыт или лап, что могли раскопать землю, будто она опускалась сама по себе.
«Значит, это моё испытание: пройти через мёртвый лес. Только отчего он погибает? Как леший это допустил?»
Всё чаще виднелись провалы в земле. Над одним из них Дара наклонилась, заглянула с любопытством вниз, и тут же из-под земли вылетело озорное пламя, лизнуло за подол и скрылось обратно. Девушка отпрыгнула прочь и голыми руками захлопала по ткани. Край юбки почернел и стал неровным.
– Даже боги меж собой воюют. Мокошь-матушка никогда не поладит с жестокой Мораной, что дышит стужей и снегами, – вспоминал Барсук. – Как у всего живого, что существует на свете, есть у лешего враги. Так заведено в природе: серый заяц не уживётся с хитрой лисой, а леший с жыжем. Жыж-то дух огненный, а пламя, оно непредсказуемое. Вот, девочки, посмотрите на нашу печку.
Дара с Весей, прижавшись к деду с двух сторон, повернули головы к печи. Та довольно пыхтела, треща поленьями, и от того в доме было тепло, несмотря на лихой ветер, злобно завывающий на улице. Каждый своим делом занимался. Старик рассказывал, а дети слушали, отец точил ножи, а мачеха ткала.
В избушке на мельнице, окружённой снегами и свирепыми морозами, было тепло и хорошо, но девочкам становилось скучно долгими зимними вечерами, и просили они деда рассказать им о княжеском сыне, улетевшем на деревянном орле в Змеиное царство, о Мокоши, которая родила на свет всё живое, о злой сестре её Моране, что завладела золотой прялкой, о Великом лесе и его Хозяине.
И страшно было и весело слушать сказки Старого Барсука. Колотились ветра в закрытые ставни, бродил Морозко за окном, но жаром веяла печка, отпугивая зимних духов, и девочкам становилось уже не так боязно.
– Так вот, печка – она наша спасительница и кормилица, – продолжал Барсук. – Пока в ней огонь горит, нам с вами ничего не страшно. Но если вдруг разозлим мы чем духов, не уважим, так взъестся на нас огонь, станет диким и необузданным.
– Отец, не пугай девчонок, – попросила Ждана, обеспокоенно положив руку на свой круглый живот. В ту зиму ждала она второго сына и верила всем сердцем, что боги уберегут
– Что ж… не рассказывать дальше? – опечалился Барсук.
– Рассказывай, – дрожащим голоском попросила Дара. – Нам совсем не страшно, вот нисколечко.
Веся молча закивала головой, но ни словечка не сказала, ещё сильнее прижалась к деду.
– Так и быть. Тогда слушайте. Бывает, девоньки, огонь ладным да покладистым, но нелегко ему таким оставаться. Буйный он по своей природе, непослушный. Совсем как Дара, – и он щёлкнул внучку по носу, отчего та прикрыла его ладошками, хихикая. – Наш огонь в печи нам подвластен до поры до времени, а бывает на свете и тот, что сам по себе. Зовётся он жыж и живёт под землёй, где подолгу порой спит, лениво с боку на бок переворачивается, и тогда растут сверху травы, цветы и деревья, потому что греет их из-под земли жыж. А ежели дух проснётся, то сонно бродит по своим подземным хоромам, и в мире наступает засуха. Но если случится, что его покой нарушат, то спадёт с жыжа дрёма, разозлится он, разбушуется, разбегается по терему своему, станет искать, кто в его хоромы ворвался, кто покой нарушил, и тогда загорится земля под ногами, запылают леса, побегут звери, и всё вокруг на многие вёрсты неживым станет. И никто: ни человек, ни водяной, ни леший тогда жыжа не остановит, потому что горит огонь не на земле, а под землёй, и никак его не потушить. Потому и не любит леший жыжа, что никак не найдёт на него управу. Он царь в лесу, на земле, а жыжа под землёй не достать.
И вот Дара стояла в уничтоженном пожаром лесу, где не было вокруг ни единого живого деревца, и только огонь жадно клокотал под ногами. Проснулся жыж, разбушевался и погубил Великий лес. Это и было испытание для новой лесной ведьмы.
– Как же я его остановлю? – пробормотала себе под нос Дара.
Леший то ли не услышал, то ли сам не знал, как поступить.
Высохли все ручьи в округе, опалённая земля не могла ожить. Беспощадно жгло солнце, голые ветви не могли спрятать от жара. Рубашка Дары пропиталась потом, а волосы прилипли к лицу. Долго она шла, и ничего не менялось на пути.
Губы пересохли от жажды, и перед глазами стоял серый дым. Словно в бреду не различала она уже звука собственных шагов и ворчания притаившегося огня. С оглушительным грохотом обвалилась земля неподалёку, повалился обгоревший ствол, но даже это показалось нечётким и далёким, словно сон.
Шаг, ещё шаг. Подкосились усталые ноги, Дара упала, царапаясь щекой об оголённые корни деревьев. Грудь затряслась от кашля, нечем стало дышать. Весь мир сузился до потрескавшейся земли и торчавших из-под неё корней. Грохотом в ушах отозвался собственный кашель, и за ним не сразу расслышала Дара топот копыт.
Равнодушным взглядом встретила она всадника. Витязь был чёрен как ночь. Он сидел на вороном коне с длинной лоснящейся гривой и такими ладными и тонкими ногами, каких не видела дочка мельника за всю свою жизнь у крепких кобыл землепашцев. Конь ударил копытами совсем рядом, и на звук что-то отозвалось в глубине, заволновалось. Дара прижалась ухом к земле, прислушалась и различила сквозь ворчание пламени щебет ручья. Копыта ударили снова уже в стороне, и звук улетел прочь. Всадник на коне проехал мимо и скрылся за покорёженными деревьями, будто его и не было.