Золушка?! Да! Та самая!

Litvinenko Li

– Девочки, фи! Как некультурно обсуждать такую грязную тему. – Медовым голоском, которым она обычно читала нравоучения своим дочкам, пожурила их мать.

Это была статная женщина возрастом, слегка за сорок. В молодости, по её рассказам и слухам, долетавшим иногда до Золушки, она была необыкновенно хороша собой, но со временем из высокой и стройной красавицы, она превратилась в весьма объемную даму, с выдающимися в стороны формами. Этому способствовал праздный образ жизни и хороший аппетит, который не могли испортить ни война, ни бедность, стучавшая в двери их особняка.

Она не питала к своим дочерям какой-то особо

нежной привязанности. Просто воспринимала их как нечто неотделимое и единственно родное, на всем свете. А вот Золушку она просто ненавидела. Она постоянно запугивала и тиранила её, получая от этого какое-то извращенное удовольствие. Она травила её не время от времени и даже не раз в день, нет, это происходило при каждой возможности и встрече. Золушка боялась её всей душой, всем своим существом. Каждым нервом она чувствовала мгновение, когда мачеха или её дочки просто приближались к ней. Случались моменты, когда в присутствии баронессы девушка совершенно терялась от охватывавшего её ужаса и от того казалась совершенной дурочкой, забывая отданные ей приказы. Мачеха и сводные сестры потешались над ней и считали слегка чокнутой. Такой страх, родился в ней оттого, что у Золушки совершенно не было зашиты ни от их угроз, ни от побоев. Слуг в доме не осталось, хотя если б они и были, разве вступились бы за бедную сироту? Пошли бы против хозяев? Родной отец её давно умер, а больше никому она не была нужна.

– Разве для этого я спустилась в эту богадельню? – Мачеха брезгливо оглядела кухню, в которую действительно редко заглядывала.

– Где наш чай? – Перебила её старшая дочь.

– И пирожные? – Поддакнула ей младшая.

Обе девушки своей мастью были похожи на мать. Каштановые волосы и серые глаза в точности повторяли цвета родительницы, но на этом сходство заканчивалось.

Тория старшая, двадцатилетняя, была худой словно стиральная доска и совершенно не имела женственных изгибов. Её матушка утверждала, что дочка необычайно похожа на своего покойного папеньку. У неё был острый чересчур длинный нос, тонкие губы и общий вид юркой крысы. Характер соответствовал. Она была мелочна, скрытна и вечно зла на весь мир.

Младшая из сестер, девятнадцатилетняя Хильда, наоборот, была низенькой и круглой.

– Вылитая свекровь. – Философски говорила маман и отнимала у нее очередное пирожное.

В полненьком человеке всегда надеешься найти мягкость, как в сдобной булке, но эта девица обладала черствостью сухаря и недалеким умом шляпной болванки. Любимым занятием девушки было обсуждение свежей сплетни, интриги и ябедничество.

– Что с завтраком? – Учтиво полюбопытствовала мачеха и отвесила Золушке еще одну оплеуху.

Давно привыкнув беспрекословно повиноваться, Золушка и не подумала возмутиться или обидеться.

– Прошу прошенья. – Она подскочила с ящика с золой, на котором спала и сделала глубокий, изящный реверанс. – Я перемыла вчера все котлы, как вы велели. Пришлось работать полночи и …

– Мне все равно, чем ты занимаешься по ночам! – Рявкнула мачеха. Лицо её налилось нездоровой краснотой. – Если ты не успеваешь закончить порученные тебе обязанности днем, значит, ты медленно двигаешься или отлыниваешь, слоняясь где попало. И это твои проблемы. А я спустилась сюда в такую рань, чтобы узнать: где наш завтрак?

Три фурии, одетые в шелковые халаты, расшитые по последней моде павлинами, с ненавистью уставились на перепачканную

в золе девушку.

– Будет подан через пятнадцать минут. – Присев в книксене, отчеканила Золушка.

Гордо вскинув голову, мачеха развернулась на каблуках своих комнатных туфель и поплыла в сторону лестницы для прислуги. Две дочки старательно, но неуспешно копируя её походку, заторопились следом.

– «Вот почему я их не услышала».– Догадалась Золушка.

Дверь, ведущая в коридор первого этажа, скрипела при открывании. Золушка никогда её не смазывала, чтоб слышать, если к ней подкрадывались родственницы. Их шутки были частыми и злыми, приходилось постоянно быть начеку. А вот петли двери, ведшей на лестницу прислуги, она регулярно натирала гусиным жиром. Золушка постоянно пользовалась ею, а зимой, чтоб затопить камины, девушка поднималась в спальни мачехи и сестер очень рано. Делать это нужно было бесшумно, чтобы не потревожить спящих мегер, вот она и старалась исключить все возможные звуки.

– «Наверное, Тория заметила это и подговорила мать прокрасться сюда по ней».

Золушка взглянула на старенькие ходики, висевшие на стене. Они были вырезаны из дерева и имели форму совы. Качавшийся внизу маятник, заставлял глаза птицы смотреть то влево, то вправо.

– Ну, так и есть! Совсем я не проспала, у меня в запасе еще десять минут.

Золушка повернулась к закрывшейся за сестрами двери и, смешно сморщив свой милый нос, показала ей язык.

– Вредины. – Тихо проворчала она. Бросив в печь мелко нарубленные щепки, она разворошила затухшие угли огромной кочергой.

Несмотря на тяжелую жизнь полную несправедливости, девушка была оптимисткой. Пара пощечин окрасивших в ярко-розовый цвет, бледные, словно у фарфоровой куколки щечки, не могли испортить ей настроение. Ведь сегодня пятница, а по пятницам и средам в особняк на Южном холме приходил учитель танцев.

Золушка подхватила тяжелый, медный чайник и поставила его на плиту. Потом она быстренько спустилась в погребок и принесла холодный кувшинчик со сливками, колбасу, сыр и приготовленные вечером пирожные. На огромный серебряный поднос, она установила сервиз из розового фарфора, который мачеха желала видеть по утрам, и белые тарелочки с завтраком.

Двигалась девушка легко, порхая от плиты к очагу и обратно так, словно не выполняла несправедливо возложенные на неё обязанности, а танцевала. Собрав все нужное, Золушка подхватила увесистое блюдо и, прогибаясь под его тяжестью, пошла на второй этаж.

Первой по коридору была спальня Хильды. Открыв дверь носком ноги, Золушка вошла в комнату и накрыла маленький столик для завтраков. Лежавшая на постели сестрица предпочитала на завтрак пирожные, сладкий какао и клубничный пудинг.

– Заштопай мои чулки и пришей к бежевой перчатке оторванный палец. – Сказала Хильда вместо благодарности.

Вторая спальня. Тория седела за письменным столом и покусывала кончик красивого пера. Пальцы её были измазаны в чернила, а на листке красовалась пара крупных клякс. Старшая из сестер, вела обширную переписку, как с подругами по балам, так и с потенциальными ухажерами. Еще она баловалась написанием стихов и часто зачитывала свои «шедевры» гостям, у которых от этого кисли лица.

– На желтой шляпке оторвалась лента. – Кивнула она на ворох вещей, как попало сваленных в кресло.

– Пришью.– Присев в книксене, отвечала Золушка.