Золушка и Дракон
Шрифт:
Сыщик подошел к столу, окинул вопросительным взглядом коробки с карточками:
– А это что такое?
– Это что-то вроде картотеки, – объяснила Лиля. – Олег любит, чтобы о каждой картине все было известно. Где, при каких обстоятельствах написана, размер холста… Много разных сведений. Ему даже важно, чтобы я указывала, в каком магазине куплены краски, которыми он пользовался. О кистях то же самое, конечно.
Сергей присвистнул:
– Вы шутите!
– Нет, правда-правда! Я придумала систему, по которой можно быстро найти любую понадобившуюся
Ей не хотелось говорить, что эта система пригодилась всего два раза. И что Олег, с маниакальной точностью записывающий все, что касается его полотен, почти никогда не пересматривал их. Только если хотел проверить, не забросила ли жена свои обязанности.
– Можно посмотреть? – Сергей склонился над длинным ящиком, из которого торчали карточки.
– Конечно.
Лиля достала одну, показала ему, объяснила, как ориентироваться по кодам.
– Вы действительно сами это придумали? И записали?
Недоверие в его голосе вызвало улыбку на ее лице:
– Честное слово. А что?
– Это колоссальный объем. Но почему на бумаге, а не на компьютере?
– На компьютере тоже есть. Но Олег не доверяет технике, он предпочитает бумагу. Говорит, что бумага всех переживет. Может быть, он и прав…
Лиле вспомнилось кое-что, и она вытащила из кармана смятое письмо.
– Хотела вам кое-что показать… Смотрите – я нашла его в том самом шалаше, где мы с вами сегодня обедали. Оно было спрятано в коробке. Как вы думаете, сколько лет этому посланию?
Сергей бережно взял у нее листок, развернул и начал читать. Она видела, как меняется его лицо: сперва на нем отразилось изумление, которое сменилось узнаванием и, наконец, улыбкой.
– Это письмо написано двадцать лет назад, – без тени сомнений сообщил он. – В июне месяце.
– С чего вы взяли? Что, я не заметила числа?
Лиля внимательно осмотрела листок, но даты не нашла и подумала, что это и неудивительно: обычно влюбленные девушки не стремятся к точности в таких вопросах.
– Дело вовсе не в числе. Просто мне знаком автор.
Теперь настала ее очередь смотреть на него недоверчиво.
– Честное комсомольское! – поклялся Сергей. – Я знаю, кто написал письмо. Этому человеку, наверное, было бы забавно прочесть его сейчас, когда двадцать лет остались позади.
– Она, наверное, из Вязников! – сообразила Лиля. – Вы еще встретитесь с этой женщиной?
– Да, и не раз.
Она, не задумываясь, протянула ему письмо:
– Тогда отдайте ей, пожалуйста! Отдадите?
– Конечно. А вам не жалко?
– Но оно же не мое! – возразила девушка. – То есть было мое, пока отправитель оставался неизвестным, но после ваших слов превратилось в чужую корреспонденцию, пусть и неотправленную. Зачем же мне хранить у себя чужие письма? И тем более, перечитывать их?
– Логично.
Сергей сунул письмо в нагрудный карман рубахи и снова обернулся на картины.
– Скажите, – не смогла она удержать любопытства, – а вы не знаете случайно, как сложилась ее судьба? Я понимаю, что вопрос глупый… Извините…
– Случайно знаю,
– Да?! – Лиля обрадовалась. – Так это же замечательно! И жили они долго и счастливо и умерли в один день?
Сергей посмотрел на нее как-то странно, словно она сморозила несусветную глупость, и Лиля тотчас почувствовала, что выставила себя дурой. Господи, ну конечно! Конечно, они еще не умерли! Уж женщина-то точно, раз он разговаривал с ней раньше и собирается разговаривать вновь.
– Извините, – пробормотала она, и, чтобы перевести тему, спросила: – Вы точно решили насчет картин Олега?
– Боюсь, что да. Но можно мне на всякий случай сфотографировать парочку?
– Конечно, снимайте.
Сыщик немного пощелкал камерой телефона, и они спустились вниз. Бабкину пришлось пригнуться, чтобы не удариться головой о притолоку, когда они вышли из дома.
– Хотите, я провожу вас на ужин, – предложила Лиля. – Все равно мне пока нечего делать.
Они пошли вниз по склону. Солнце уже зацепило нижним краем верхушки деревьев, и облака растеклись вокруг него, точно готовясь к приземлению.
– А где ваша безумная поэтесса? – спросил Сергей. – И ее доблестный братец с топором?
– Григорий уехал, как я вам и говорила, а Лидия – в доме. Творит. Думаете, почему я просила вас идти тише? Она могла поднять шум, даже позвать Клару Ивановну. Впрочем, и Гриша тоже…
– Чудесные у вас родственники, – не удержался Сергей, но тут же сам устыдился своих слов: уж кто-то, а Кувшинка была совершенно ни при чем.
– Не судите их строго, – попросила Лиля. – Они вынуждены жить с Кларой и подчиняться ее безумным требованиям.
– Вынуждены? – переспросил Бабкин. – Э, нет! Ничего подобного! Ваши творческие родственники выбрали из нескольких возможностей самую комфортную. Никто их ни к чему не принуждал.
– Они не могут сами себя содержать!
– Бросьте! Они что, инвалиды? Ваш Гриша даже работает, вы мне сами говорили, и зарплату получает. Просто зарплата у Клары Ивановны нравится им больше. К тому же она предоставляет им прекрасную возможность: не чувствовать себя ничем ей обязанными.
Сергей увидел по ее глазам, что Лиля не понимает его, и пояснил:
– Когда старый Гейдман выплачивал всей своей родне ежемесячное пособие, это была благотворительность в чистом виде. Он совершал доброе дело, ничего не требуя взамен. И я совершенно уверен, что от этого благодеяния все его иждивенцы, за исключением разве что Лидии, чувствовали себя весьма паршиво. Они никогда в жизни не отказались бы от его денег, но никому не приятно осознавать, что ты нахлебник. Вот если бы они отрабатывали – например, писали для него картины, ставили спектакли или сочиняли плохие стихи, тогда можно было бы представить все так, будто он – меценат, а они – творцы, собравшиеся под его крылом. Но ваш недобрый… кто он вам? дедушка?.. В общем, Гейдман не давал им шанса воспользоваться этим фиговым листком, чтобы прикрыть свой срам.