Золушка и Дракон

Михалкова Елена Ивановна

– Ты слишком многого от меня хочешь! Я же не специалист по психологии шизофреников. Может, это такая форма мести. Кстати, допускаю, что Чайка был импотентом. Это вписывается в общую картину и объясняет, почему с Курехиной он использовал бутылку.

– Но не объясняет, почему он ее убил!

– У меня есть одно предположение… То, что Чайка убил ее в лесу и ударил не ножом, а тем, что первое попалось под руку, говорит о том, что убийство он не планировал. Может, его средство не подействовало?

Бабкин задумался.

– Рассчитал неправильно дозировку или девчонка оказалась слишком выносливая, – пояснил Макар. – Вместо

того чтобы уснуть, бросилась бежать, догадавшись, что дело нечисто. Учителю нужно было любым способом остановить ее, вот он и выбрал самый кардинальный из них. Что уж он потом делал с телом – это второстепенный вопрос. Но случившееся его жутко перепугало, и он снова вернулся к своей кукле, потому исчезновения и прекратились.

– Логично, – согласился Бабкин. – Могу представить, в каком страхе пребывала эта сволочь! Но ты не ответил, как догадался о его шизофрении.

– С другого конца. Ты упомянул, что его племянник при тебе постоянно вертел в пальцах какую-то бумажку…

– Фантик, – подтвердил Сергей. – Ну и что? Художественное верчение, хоть оно меня порядком раздражало…

– А то, что такая забава – один из симптомов шизофрении. Нам сейчас куда?

– Налево и метров двести вперед, выедем прямо у коттеджа. Откуда ты знаешь про симптомы?

– Незадолго до нашего разговора мне попалась книжка, где они перечислялись. Я, как водится, нашел у себя половину и запомнил их. Получилось как с учителем: незначительные детали собрались в один рисунок. Стоило мне лишь задуматься о том, что Олег Чайка может быть шизофреником, как ровно на такое же предположение стал напрашиваться его дядюшка. Поэтому я и просил тебя узнать, как он умер. То, что ты описал – типичная смерть для человека, страдающего шизофренией.

– Черт, мне же его приятель прямо говорил, что Чайка слышал голоса! – Бабкин хлопнул себя по лбу. – А девчонки упоминали про хихиканье без повода.

– Беспричинный смех, угу. Тоже один из симптомов.

– И чтение мыслей из его головы… Вот, значит, почему ты решил забраться к нему в дом?

– Да, я подозревал, что с учителем все обстоит вовсе не так радужно, как рассказывают в поселке. Рисунки, которые остались после него, не просто говорят – они кричат о болезни во все горло! Ты заметил, что Чайка бесконечно повторял одно и то же? Все эти зловещие расчлененные растения, похожие на разобранный механизм, полное неправдоподобие изображенного… А цвета! Черный, желтый, фиолетовый…

– Странно, что никто не обратил внимания на это раньше.

– Растения для каталогов зарисовывал его племянник, а сам Валентин Петрович вряд ли показывал соседям свои творения.

– Приехали, – сказал Сергей, увидев свой коттедж. – Заезжай справа, там полно места…

Он зашел в дом с таким ощущением, будто не был здесь неделю. С каждым шагом на него все сильнее наваливалась усталость. Бабкин бросил сумку под ноги и тяжело опустился на кровать. Надо было еще многое узнать… Многое узнать… Он заставил себя напрячься и собрать разбегающиеся мысли:

– Получается, сначала ты заподозрил шизофрению у художника…

Макар с любопытством оглядывался вокруг.

– А тут уютно, – заметил он. – Что ты спросил? А, про художника! Да, сначала у него. И в итоге круг у меня замкнулся.

– В каком смысле?

– От Олега Чайки я перешел к дяде. И утвердился в мысли, что мое предположение о психическом заболевании – верное. Но шизофрения –

болезнь, передающаяся по наследству, пусть не всегда, но довольно часто. Поэтому я вернулся к тому, с кого начал: к Олегу Чайке. Творчество пациента – хорошее подспорье для диагноста, и я попросил тебя сфотографировать его картины. Врач, которому я показал снимки, весьма заинтересовался ими и даже спрашивал, нельзя ли ему познакомиться с их автором.

– Я так понимаю, его не сами полотна заинтересовали, – хмыкнул Бабкин.

– Правильно понимаешь. Цвета, расположение объектов в пространстве, копирование самого себя без малейшего изменения – все это, по его словам, очень нехорошие признаки.

– И еще картотека… – протянул Сергей, вспомнив каталоги Валентина Петровича. Вот что они напомнили ему!

– Какая картотека?

– В мансарде Олега я видел коробки с карточками, в которых его жена записывает все данные о каждой картине, включая размеры кистей и то, какие краски использовались. Я еще тогда поразился, зачем нужно собирать и систематизировать тонну бессмысленной информации. Выходит, у племянника с дядей была склонность к составлению каталогов…

– Похоже на то.

– И склонность к девочкам-подросткам, – помрачнев, добавил Бабкин.

– Если только старший Чайка не восстал из могилы, то мы нашли ответ на вопрос, кто похитил Матильду Черникову. Правда, пока неизвестно, что он делал с ней… Может быть, тоже совершал обряды, как его дядюшка?

– Думаешь, это старик приохотил младшего Чайку к своим развлечениям?

– Полагаю, что так. Сходство «почерков» выглядит просто фамильным.

– Но тогда почему… – начал Сергей и понял, что не знает, как закончить фразу. В голове ворочался земляной ком, мешавший соображать. Бабкин хотел обратить внимание Илюшина на что-то важное, но забыл, что это было. Фамильное сходство почерков…

Илюшин, обыскав шкафчики, нашел батон, вскрытую банку сгущенки и настрогал бутербродов.

– Надо решить, что делать дальше, – сказал он, облизывая ложку, с которой стекала густая молочная масса. – Я предлагаю подключать местную прокуратуру. Встретишься завтра со следователем, расскажешь ему как на духу о наших противозаконных действиях, и пусть сам лезет в подвал и делает выводы. Если у него есть хоть капля мозгов, он обыщет дом, где сейчас живет племянник Чайки. А мы будем наблюдать за этим со стороны и ждать результатов. Как тебе мой план?

Сергей молчал.

– Бутерброд будешь? – спросил Илюшин.

Ответа снова не последовало.

Удивленный Макар обернулся и увидел, что Сергей спит, привалившись к стене. Илюшин раскопал в недрах кровати подушку, раздел Бабкина с ловкостью профессиональной сиделки и накрыл пледом. Потом с аппетитом умял два бутерброда со сгущенкой, устроил себе постель на диване и спустя десять минут уже спал, посвистывая как суслик.

Глава 9

Сегодня в пансионате праздник. Мы все идем (кроме Олега, конечно) и, казалось бы, должны предвкушать веселый день с шутливыми состязаниями и дурацкими конкурсами, но обстановка за столом такая, словно нас ждет участие в «Последнем герое». Вот-вот закадровый голос произнесет с драматическими интонациями: «Кто же останется победителем?» – и одни из нас опустят глаза, внутренне готовясь к сражению за право быть выжившим, а другие ненавидяще уставятся на соперников.