Золушка по принцу не страдает
Шрифт:
– Люк – выдохнула Изабелла, совершенно счастливая. Она обхватила его лицо ладонями и покрыла поцелуями его горячие щеки, его лоб, глаза и даже нос. – О, Люк! Да замолчи же ты уже!
Глава 4. Любовь и долг
– Что я скажу Фее, что я ей скажу! – выла в отчаянии белка, колотя кулачками в крепкую дубовую доску. – Она скажет мне: «Вильгельмина, фу, какой позор! Ты не справилась, ты не уберегла свою подопечную до брака!» Принц – он ведь должен выбирать все самое лучшее, из самых лучших девушек королевства! Белла, ты понимаешь, что автоматически
Но ее вопли были не слышны из шкафа, куда ее сунул Люк и подпер для надежности дверцу стулом. Дверцы шкафа были толстые, хорошо подогнанные, и белкины вопли из-за них доносились едва слышным, неразборчивым писком.
…До лесной сторожки Люк донес Изабеллу на руках. Боевая лопата с болтающимся на ней узелком лежала на его плече, и на ней, как безумная, скакала в отчаянии белка. Она даже сделала пару кругов по влюбленным, но ее никто не ловил и не пытался скинуть или прихлопнуть.
Она выла и рыдала, совершенно точно понимая, куда и зачем несет Изабеллу Люк, но поделать ничего не могла. Ее просто не слышали; молодые люди смотрели только друг на друга, дышали одним дыханием, жили в одном мгновении, в одной ласке, в прикосновении друг к другу, и меховая приставала им была не помеха.
– Так я могу узнать, – произнес Люк, осторожно укладывая девушку на постель, все еще смятую, оставленную ими двумя не так давно, – как зовут спасенную мной принцессу?..
Теперь этот вопрос не вызвал у девушки отторжения. Она зарделась, потупила взгляд и шепнула чуть слышно:
– Изабелла…
– Изабелла! – рыдала белка, от отчаянья дергая шерсть из головы. – Иза! Белла! О, какой позор на мою седую голову!
– Ты не седая, – отрезал Люк. – Ты просто линяешь. И голова у тебя уже давно перелиняла. Остался зад.
Белка ответила ему горестным стоном, трагично заламывая лапы. Тут-то Люк ее и прихватил, и сунул в шкаф.
Жилетка Люка, сшитая из красивого бархата цвета весенней травы, расшитая золотыми листьями, была еще влажная, и Люк ее с удовольствием скинул. Стащил он и непросохшую рубашку, и его голая влажная спина заблестела под солнечными теплыми лучами.
Он склонился над девушкой, поймал губами ее губы, и они оба прильнули друг к другу, тесно сплетя руки.
Солнце играло бликами на обнаженной коже, солнце запуталось в волосах Люка и не позволяло открыть глаза. Руки Люка распустили шнуровку на старом платье девушки, осторожно стянули с плеч Изабеллы одежду, и Люк прижался губами к обнаженному плечу Изабеллы, бережно обнимая ладонями ее спину.
– Остановитесь, глупцы! – вопила выбившаяся из сил белка, барабаня в дверь все тише и все реже. – Прекратите это! Я все слышу!
Но что она могла слышать? Осторожные, нежные касания? Сладкие частые поцелуи и чуть испуганные вздохи, когда вся одежда была снята и два обнаженных человека крепко прижались друг к другу?
Руки Люка скользили по телу Изабеллы, любовно повторяя каждый изгиб, чертя на атласной коже какие-то символы, отыскивая чувствительные
«Ох, все-таки, он очень взрослый!» – в панике думала Изабелла, чувствуя, как горячий язык Люка ласкает ее соски, как молодой человек любовно обнимает ее груди и нацеловывает темные острые вершинки до невыносимого острого покалывания, которое сладкой негой, пьянее, чем вино, проливается в кровь и разжигает в ее невинном теле страсть.
Губы Люка были теплыми, мягкими, страстными. Он ими накрывал губы Изабеллы, сладко и нежно прихватывал ее язык, и Изабелла обмирала, понимая, что с нею творится то неизвестное и запретное, что называется любовью.
Первые порывы, первое влечение, первые сломанные табу…
Горячее тело Люка прижималось к ней. Изабелла ожидала, что все превратится в неловкую возню, но этого не произошло. Наверное, оттого, что Люк не хотел ее спугнуть и точно знал, что нужно делать. Его рука легла на ее розовый животик, девушка вздрогнула, ощутив сладкие волнующие спазмы. Никогда и никто прежде не касался ее обнаженного тела, ничьи руки не проникали меж ее стыдливо сжатых ног и не касались ее женского естества так ласково и так чувствительно, что дыхание замирало в ее груди.
Люк зажал рот девушки самым сладким, самым изощренным поцелуем, и потому запертая белка не услышала дрожащий нежный стон, когда его пальцы чуть крепче прижались к ее тайному чувствительному местечку, мокрому и возбужденному.
Он поглаживал там, поймав пальцами чувствительную точку, осторожно массировал, да так, что девушка часто-часто задышала и выкрикнула свое острейшее удовольствие, не в силах его переносить. Меж ног ее стало мокро, девушка ухватила руку молодого человека и с силой прижала ее к себе, с трудом переводя дух. Удовольствие, что он ей подарил, было чрезмерным, слишком непривычным и острым, и она испугалась своей реакции, своего тела, так прореагировавшего на простые прикосновения.
Губы Люка, оставляя дорожку теплых следов на коже, целовали девушку все ниже; на шее, на ямочке меж ключицами, на вздымающейся груди, на подрагивающем от волнения животе, на розовом треугольничке между стройных ног.
Там он задержался дольше, в страсти исцеловав все, весь животик, бедра, лобок. Сжав бедра девушки ладонями, Люк прижал свою кудрявую голову к ее животу, упиваясь ее чистым прекрасным и нежным запахом, и Изабелла почувствовала, как он дрожит, сгорая от нетерпения.
– Я ведь и правда полюбил тебя с первого взгляда, дерзкая лесная разбойница, – хрипло произнес он.
– А я тебя, позолоченный и расфуфыренный садовник, – внезапно для себя самой призналась Изабелла, привлекая его к себе и заглядывая в его голубые светлые глаза. – Я всегда думала, что мне ни за что и никогда не понравится такой юноша, как ты…
– Какой? – рассмеялся Люк, прижимая девушку к себе.
Изабелла смутилась; но Люк смотрел так ласково, что она все же отважилась ответить.
– Слишком красивый, – шепотом призналась она, поглаживая его щеку и изумленно рассматривая его лицо. – Слишком нарядный. Я думала, такие молодые люди умеют только болтать, и если на них нападут разбойники, они перепугаются и скинут все, до подштанников, лишь бы их не трогали…