Золушка
Шрифт:
Но Доминго прыгнул ей на спину, прижал к полу, уселся на нее верхом, как это делает охотник, поваливший раненое животное. Левой рукой он ухватил Кейт за длинные волосы, сгреб их в кулак и оттянул ее голову вверх и назад, а правой рукой, в которой держал нож, мягко, привычным жестом профессионального убийцы полоснул девушку по горлу.
Глаза у Кейт широко раскрылись.
Она успела увидеть собственную кровь, бьющую из перерезанной артерии.
Губы шевельнулись в беззвучном крике.
И наступила смерть.
Доминго вытер лезвие ножа о ее платье, потом погладил мертвую девушку по бедру и протянул руку к резинке трусов. Эрнесто посмотрел на него и ничего не сказал. Вырвал из записной
— Vienes? [19] — предложил он.
Доминго кивнул.
Глава 5
В десять часов утра в среду Мэтью вспомнил, что должен позвонить Сьюзен насчет уик-энда, на который приходился День отца. Ему очень не хотелось звонить. На письменном столе у него лежали ксерокопии дел Отто Самалсона, снятые с разрешения Мэй в понедельник. Их следовало прочесть повнимательнее, чем он это сделал вчера. Тогда он, по существу, лишь бегло просмотрел их. Специально попросил Синтию Хьюлен, которая была фактотумом их фирмы, не соединять его ни с кем по телефону, а теперь сам вынужден позвонить. И при этом позвонить Сьюзен, покинувшей его спальню в ночь на воскресенье в гневе и раздражении.
19
Пошли (исп.).
Годы назад, когда в их семье еще находилось место шуткам, он и Сьюзен каждую такую вспышку называли «маленькая двухколесная повозка»: тот, кто «пылил» по пустякам, достоин был удалиться лишь в подобном непрестижном экипаже и не мог претендовать на старинную четырехколесную карету «высокого гнева», причем гнева справедливого. Волнение или тревога давали право на самый торжественный отъезд в карете, запряженной множеством лошадей, в богатое имение «Весь дом вверх дном». А если тревога оборачивалась бурей в стакане воды, седок перебирался в «чайничек» — совсем крохотную повозочку, над которой был укреплен полосатый зонтик.
Все это, увы, миновало.
Миновало уже тогда, когда их брак был еще жив.
Теперь он мертв, как старая тетя Хетти, которая покинула здешний мир в особом экипаже, именуемом похоронными дрогами. Мертв и похоронен… Мэтью, прямо сказать, не испытывал пламенного желания звонить сегодня Сьюзен. Но дело есть дело. Он набрал номер. На память — ведь когда-то это был и его номер. Накрутил все семь цифр и стал ждать, слушая гудки вызова. Пять… шесть… семь… ну, опять попал в «дом вверх дном».
— Хэлло? — Голос Сьюзен.
— Привет, Сьюзен, это Мэтью.
— Мэтью! А я только что собралась тебе звонить.
— Я хотел договориться насчет уик-энда, — сказал он (дело обычное, повседневное, о дурацких воскресных объятиях и поцелуях не стоит вспоминать, было и прошло!). — Ты помнишь, что это…
— Конечно, помню, День отца, — перебила его Сьюзен. — Но, Мэтью, я прежде всего хочу извиниться за воскресную ночь.
— Не стоит.
— Мне так стыдно, просто хоть умри!
— Да пустое…
— Я именно поэтому и собиралась позвонить. Чтобы извиниться. Я искренне сожалею, Мэтью.
— Я тоже.
— Уйти так глупо. Просто ужасно глупо. — Сьюзен запнулась и добавила: — Как раз тогда, когда нам было так хорошо.
Разговор оборвался.
Мэтью откашлялся и заговорил первый:
— Слушай, Сьюзен, так как же насчет уик-энда…
— Да, да, — откликнулась Сьюзен. — Я думаю, вот как мы сделаем. Ты бы мог заехать за Джоанной в пятницу часов в пять?
— Разумеется.
— И если у тебя будет время, может, зайдешь чего-нибудь
Снова тишина на линии.
— Да, это меня вполне устраивает, — сказал наконец Мэтью.
— И меня тоже.
— Хорошо… Пятница, пять часов, так?
— Так. Тогда всего тебе хорошего. И знаешь, Мэтью…
— Что?
Сьюзен понизила голос:
— Было и в самом деле хорошо.
Щелчок на линии.
В голосе Сьюзен прозвучало почти девичье смущение.
Мэтью с улыбкой положил трубку на рычаг. Придвинул к себе первое из двух дел. На обе папки Синтия еще вчера утром наклеила ярлычки — как только он передал ей ксерокопированные материалы. В каждой папке находился стандартный по форме контракт Отто с нанимателем, подписанный обеими сторонами и состоящий из двух основных пунктов. Первый пункт обозначал цель найма, во втором Отто принимал на себя обязательство вести расследование добросовестно и дискретно, но без гарантии, определенной или подразумеваемой, что это расследование непременно даст желаемый результат. Должно быть, Отто однажды на чем-то погорел и не получил свой гонорар, а потому и добавил в контракт последнюю оговорку. В папках лежали тщательно отпечатанные ежедневные заметки Отто по делу.
На ярлычке первого дела стояло имя: Дэвид Ларкин.
С какой стороны вы приближаетесь к городу — с моря или суши — значения не имеет. Отовсюду виден щит «СУДА ЛАРКИНА», двусторонний, белый, с большими синими пластиковыми буквами. Крупнейший торговец плавсредствами во всей Калузе. Продаст вам судно новое или подержанное, любого назначения и размера, от ялика до яхты. Фирма Ларкина, как утверждала телереклама, это Путь к Воде. Выставочный салон расположен на Трейл, а за салоном — глубоководный канал с вместительным доком для пятнадцати, а то и двадцати судов, в зависимости от размера. За каналом Птичий заповедник, за ним начинаются внутренние воды, вы можете взять судно напрокат для прогулки. Будьте моим гостем. Суда Ларкина — это Путь к Воде.
Поздним утром в среду Ларкин сидел с Джимми Бухгалтером на носу яхты класса «крис-крафт констеллейшн», длина пятьдесят семь футов, яхте лет двадцать, но она в превосходном состоянии, можете, если пожелаете, отправляться на ней хоть прямо на Багамы. Ларкин был одет в джинсы с подтяжками и белую прямую рубашку с короткими рукавами. На рубашке синяя надпись: «Суда Ларкина. Путь к Воде». Джимми Бухгалтер носил зеленый костюм из синтетики, коричневые башмаки, белую рубашку и засаленный галстук; на носу зеркальные солнечные очки, на голове соломенная шляпа с узкими полями. Рост у Джимми пять футов восемь дюймов, а вес сто восемьдесят фунтов, и Ларкин считал, что он больше похож на разжиревшего испанца, чем на итальянца, которым на самом деле был. Настоящее имя Джимми — Джеймс Антони Ларгура, но почти все называли его Джимми Бухгалтер или Джимми Ноги, оба прозвища имели прямое отношение к его занятию. Джимми Бухгалтер приходил повидаться с вами, когда наставал час платить долги. Джимми Ноги ломал вам нижние конечности, если вы не могли расплатиться. Или руки. Или голову. А иногда просто разбивал вам очки.
Джимми приходился Ларкину младшим братом.
Он пришел спросить, не одолжит ли Ларкин ему и нескольким его друзьям суденышко, на котором они собирались совершить небольшое путешествие в пятницу двадцатого июня. Нужно было суденышко типа «сигарета», способное обогнать катер береговой охраны. Джимми и его друзья ожидали груз, о котором Ларкин знать ничего не хотел. Он поставил себе за правило не расспрашивать Джимми о его делах. Таким образом Ларкин оставался чист как стеклышко. Время от времени Джимми просил его о такой услуге, как сегодня, и он неизменно отвечал то же, что ответил сейчас: