Зомби в Якутске (сборник)
Шрифт:
Вот так случилось, что Нэд, все-таки стал Нэдом.
Мальчик рос крепким, несмотря на уверения врачей о слабости его здоровья из-за позднего рождения. Поначалу родители и вправду ждали долгих дней в больнице и лекарств вместо конфет, но Нэд с каждым днем крепчал. Ровно в полгода он сел, и довольный этим весело разбрасывал игрушки по комнате, лопоча на известном только ему языке. В девять месяцев он не пошел, а побежал, да так быстро, что отвлекшаяся на рекламу в телевизоре мама, не успела понять, куда это подевался ее Нэд, а после, запечатлевая на миниатюрную камеру его уверенные шажочки, все никак не могла простить себе что пропустила такой важный
В год с небольшим Нэд заговорил. Вновь приближалась зима, снег в этом году выпал немного раньше, чем в тот, когда родился Нэд, так что Якутск за окном его спальни напоминал кекс, неровно посыпанный сахарной пудрой.
Мир его заключался в родительской квартире, углы которой он успел разведать, и понять что в кладовой темно, а от этого страшно. Вообще вся квартира пугала его необъятно широким пространством, в котором находились очень странные вещи. Его пугали высокие стеллажи в библиотеке, которые сколько Нэд не запрокидывал голову, не кончались, упираясь в белый потолок. Глядя на них, Нэд думал, что и на этом они не заканчиваются, а протыкают потолок и устремляются «на улицу», куда мама водила его по утрам и вечерам.
Еще Нэда пугала ванная, с кажущейся огромной черной стиральной машиной. Со страхом, он подходил к двери и видел в щель, блестящий бок машинки притаившейся в темноте ванной. Как-то раз, няня сидящая с ним по пятницам, пригрозила что когда-нибудь засунет его туда и зловещая стиральная машина проглотит его с потрохами. Так и сказала: «с потрохами». Нэд запомнил это слово, потому что никогда раньше его не слышал, и очень испугался его хрипящего звучания. Для убедительности няня Нэда взяла плюшевого кенгуренка, и кинула его в распахнутый рот стиральной машины, которая незамедлительно загудела, пожирая несчастную игрушку.
Но больше всего Нэд боялся шкафа стоящего в гостиной. Исполинских размеров, он разевал огромные створки, обнажая висящие в нем пальто и куртки, за которыми крылась тьма. Когда храбрая мама, усадив его в коляску бесстрашно раскрывала шкаф, чтобы достать пальто, он видел как тьма позади вещей отвратительно шевелится, приходя в бешенство от потревожившего его света. Чудища живущие в нем бесшумно отступали, уходя в черную непроглядную бесконечность. Это радовало и успокаивало Нэда днем, но стоило в квартире заиграть сумеркам, а в прихожей потухнуть одинокой лампочке, как малышу тут же представлялись кошмарные монстры выползающие из шкафа, и жмясь к стенам пробирающиеся к нему в спальню. Дело спасал маленький ночник в виде гнома, синим светом колпака разгоняющий темноту. Чудовища дышали за дверью, подглядывали в скважину, но не смели войти, боясь уничтожающего их света.
Так вот Нэд заговорил именно у шкафа. Он сидел в коляске, мама одела ему шапку и хотела было достать пальто, и потянулась к дверце, как оно отворилось само.
Нэд в коляске икнул, ему представились все ужасы готовые хлынуть черной волной на его маму, и он громко, испугавшись звука собственного голоса крикнул:
— Мамоська!
Мама остановилась, и со смехом посмотрела на него.
— Повтори сладенький, ну? Нэдик?
Но Нэд молчал, от удивления позабыв о грозном шкафе, прокручивая в голове момент, когда ему удалось выговорить слово.
Когда это случилось, Нэду было десять. Из пугливого малыша он вырос в озорного мальчика, который интересовался всем. Позабыв о детских страхах, он врывался в этот мир беспокойно, грозясь перевернуть его с ног на голову. То он мчался
Якутск 2153 года, несильно отличался от Якутска в начале нового тысячелетия. Конечно, он совершил большой скачок, после обнаружения на территории Якутии новых видов полезных ископаемых. Улицы его теперь, сплошь каменные, рассекали новейшие автомобили, по вечерам он горел огнями не хуже городов центральных, да и заметно потеплевший климат сказался во благо, сократив зиму и все чаще даря якутянам, редкое в былое время тепло. Город разросся, включив в свою территорию несколько наслегов, ставших теперь деловыми центрами Дальнего Востока. Но по большей части Якутск остался все тем же городком с островным менталитетом, закрытым для новых явлений, и делением на привычное, и все что за ним.
Так случилось, что Нэд родился в самом центре этого культурного и технологического коллапса. Отец и мать его, были одними из тех, кто двигал Якутию вперед, в лоно всепоглощающей глобализации. Их обвиняли в убийстве традиций и поклонении новым центрам мира, ненавидели и одновременно любили за возможность нового этапа, и перешептывались в газетах, строчивших все новые и новые слухи о последующих шагах интеллектуального центра Якутска, и куда это может привести Якутию в целом.
Впрочем, Нэду было десять лет и его мало интересовали занятия родителей, и уж тем более он не читал изданий, разжигавших распри между последователями основного курса и теми, кто всеми силами держался за привычность. Он был ребенком, его интересовали новые игрушки и он был рад дружить со всеми, кто проявлял хоть мало-мальски, интерес к его личности.
Таким образом, у Нэда было множество друзей, с которыми он искал приключений в свободное от занятий время.
— Эй, Нэд! — обращались к нему приятели, и в их игривых прищурах он видел новую потрясающую задумку — айда на старую птицефабрику?
Его глаза загорались в ответ. Старая птицефабрика считалась в Якутске злачным местом. Снести ее не могли по неизвестным никому причинам, и этим причинам Нэд с друзьями был благодарен. Заброшенных зданий в Якутске было мало, старая птицефабрика давала единственную возможность детворе, испытать зуд под ложечкой, исследуя заброшенные коридоры, в которых, как им казалось, таилась опасность.
Ускользнуть из дома не составляло труда, так как после школы за ним присматривала все та же няня, пугавшая его стиральной машинкой. За десять лет они узнали друг друга с лихвой, и Нэд прекрасно знал, что если успеет вернуться к семи, то о его походе никто не узнает, ведь его няне хотелось и отдохнуть от него, и получать зарплату. Такой договор, на грани света и тьмы его устраивал, хотя он иногда ужасался того, что еле успевает к назначенному времени.
В заброшенном здании было страшно. Так страшно, что даже самый рослый из друзей Нэда, Димка вздрагивал от каждого шороха. Но никто не смел над ним смеяться, потому что Димка мог вмазать, да так, что даже «Аспергель» — лучшее средство от синяков и ссадин, не помогало в течении многих и многих недель. Пробираясь по хрустящим под ногами осколкам и цементу, они с пересохшим дыханием оглядывались вокруг, в надежде увидеть призрака.