Зомбосвят
Шрифт:
— Не надо! — выл Емеля. — Пощадите!
Его за руки и за ноги привязали к бревну, и тут-то он все понял. Ужасный человек Цент уготовил ему страшную участь. Он собирался приготовить Емельяна Пискина на вертеле.
— Владик, не стой столбом, вкапывай рогатины, — торопился Цент, чуя скорый ужин.
— Да разве так можно? — извивался Емеля.
— А ведь и верно, — вдруг опомнился Цент. — Господи! Что же это я делаю? Форменно бес попутал. Не раздел тебя, не обмыл. А одежда ведь сплошь синтетика. Она не пойдет на пользу здоровью. Все мясо химией китайской провоняет. Да и неизвестно, где ты прежде валялся и кто тебя трогал. Владик, бегом неси нож, срежем с туши упаковку. И ведро воды тащи, хоть подмышки ему помоем и прочие
Нож был принесен. Пока Владик ходил к реке за водой, Цент подступил с ним к орущему дурным голосом Емеле и стал резать его правую штанину.
— Умоляю! Не надо! — давился слезами Емеля. — Я сделаю все, что вы захотите.
— Тогда просто заткнись, — пожелал Цент. — Это единственное, чего я от тебя хочу.
Владик принес ведро воды. Но, как выяснилось, забыл губку.
— Иди к машине, неси ее, бестолочь! — прикрикнул на него Цент. — С кем приходится выживать в суровых условиях постапокалипсиса! Все на моих плечах. А этот прыщеносец словно на курорте. Берегись, Владик. Терпение-то мое однажды может и лопнуть. И тогда кто-то другой может оказаться на вертеле. И пусть он тогда не обижается, и не спрашивает, почему да за что.
Но уйти за губкой Владик не успел. Внезапно появилась Машка, и сообщила, что обед готов.
— В смысле? — удивился Цент. — Какой еще обед?
— Суп с тушенкой, — ответила девушка. — Я его сварила, пока вы тут дурью маялись.
— Суп, — повторил Цент. — С тушенкой. Сколько банок на котелок?
— Пять.
— Мать моя! У тебя совсем никакого представления об экономии. Ну, две, ну, три еще куда ни шло. Но пять….
— Ты же сам все время повторяешь, что не желаешь на себе экономить, — напомнила Машка.
— На себе-то да, — проворчал Цент. — Но суп ведь и вы тоже жрать будете. А вот на вас бы я, пожалуй, сэкономил. Особенно на Владике. Он вообще тушенки не заслуживает. Если каждого начать тушенкой кормить, далеко ли до беды?
Тем не менее, готовый суп был куда заманчивее, чем еще сырой и даже живой человек.
— Что поделаешь, не судьба, — сказал Цент, похлопав несчастного Емелю по бедру. — Кому суждено пойти на завтрак, ужином не станет.
Затем троица села пировать супом из чужой тушенки, заедая оный чужими сухариками. Емелю никто к столу не пригласил, да он и не напрашивался. Цент привязал его к дереву, и заставил наблюдать за тем, как едят другие.
— Вы же не оставите меня здесь на ночь? — пропищал пленник, когда его мучители засобирались отходить ко сну.
— А что нам помешает сделать это? — удивился Цент.
— Но если появятся мертвецы, они же съедят меня заживо, — простонал Емеля.
Цент долго смотрел на него, затем согласно кивнул головой, и промолвил:
— Да. Съедят.
После чего повернулся и пошел спать в машину.
В ту ночь Емеле повезло. Божьим провидением он сумел освободиться от пут. То ли изверг связал его плохо, то ли узел по какой-то причине ослаб, но Емеле, после напряженной борьбы, удалось обрести свободу. О том, чтобы мстить обидчикам, он и не думал. Цент казался ему непобедимым монстром, от которого можно только убегать в великой панике. Свою машину ему тоже пришлось бросить — ключи от нее изверг забрал с собой. Все его нажитые в ходе зомби-апокалипсиса вещи остались в ней, так что Емеле пришлось бежать в одной пропитавшейся потом и кровью одежде. У него не осталось даже оружия. Не осталось ничего, кроме жизни, которую лишь чудом удалось сберечь.
Несколько следующих дней Емеля находился в состоянии панического ужаса. Ему непрерывно чудилось, что Цент идет по его следу, и настигнет с минуты на минуту, после чего снова погонит его по кругам ада. Емеля пробуждался ото сна с диким криком на устах, разбуженный терзающим душу кошмаром. Ему снился Цент в поварском колпаке и заляпанном кровью фартуке, пришедший готовить из него харчо и иные
В итоге Емеля пришел к выводу, что эта встреча не только стала для него тягчайшим испытанием, но и послужила ценным уроком. Он воочию пронаблюдал эталон крутости, тот образец, на который ему следовало ровняться. Издеваясь над ним, Цент одновременно преподал ему сакральное учение об истинной природе крутости. Крутость не являлась самостоятельной величиной. Она всегда проявлялась в сравнении с чем-то, что ею не являлось. Суть учения сводилась к тому, что ощутить себя крутым было возможно лишь при наличии рядом лоха, а лучше двух или трех. Величайшим перцам в истории удавалось превратить в лохов населения целых стран и утопать в крутости на их бесправном и униженном фоне.
Емеля понял, что его встреча с Центом не была случайной. Их свела судьба. А все те муки, что он пережил, были, в действительности, мистическим актом передачи тайного учения крутости от мудрого и чрезвычайно крутого наставника к сочтенному достойным того ученику. Мощно получая по заднице крапивным веником, он обрел просветление. Кому-то для этого требовались годы медитаций, воздержания и углубленного осмысления сути бытия. Емеля прошел весь курс за несколько чрезвычайно насыщенных часов. А все потому, что наставник ему попался высококлассный. Как усадил ученика ягодицами на муравейник, так тому сразу нирвана показалась с овчинку.
Обретя сакральное знание, Емеля твердо решил идти тропою крутости. И едва оправившись от полученных в ходе учебного процесса травм, взялся за поиски лохов. Крутость была величиной относительной. Кто лох на фоне более крутого, тот крут на фоне менее крутого. Осознав эту истину, Емеля испытал настоящее потрясение. Оказалось, что глубина мудрости, переданной ему наставником, просто бездонна. Ибо тот же принцип крутости лежал в основе взаимоотношений не только отдельных людей, но и целых держав. Недостаточно крутые страны ощущали себя лохами на фоне мировых лидеров. И потому стремились отыскать еще больших лохов, чем они сами, дабы затем ощутить на их фоне собственную крутость. Вот так, играючи, Емеля осознал всю суть идеи евразийства со всеми разворотами на восток, юг и в иные направления, подальше от невыносимо крутого запада. У Емели голова шла кругом. Он боялся представить, какие еще бездны мудрости и познания откроются ему со временем, когда он глубже постигнет крутость. Возможно, он обретет такую невероятную мудрость, что перейдет на новую ступень эволюции, станет не просто человеком разумным, но сверхпацаном конкретным. Однако для этого требовалось развивать свою крутость на практике. То есть начать с того, что отыскать себе личных лохов и возвыситься над ними. И Емеля приступил к поискам.
Вскоре ему повстречался мальчишка лет тринадцати, одинокий, жалкий, запуганный, чуть живой от голода. Емеля повел себя с ним по заветам мудрого учителя: вначале хорошенько унизил, дав сопляку прочувствовать всю его ничтожность, а затем великодушно поделился пищей и даровал свое покровительство. Безотказная комбинация унижений и поощрений сделала свое дело — вскоре мальчишка привязался к нему, как верная собачонка. Когда Емеля прописывал ему подзатыльник, а делал он это частенько, мальчишка не пытался убежать или защититься. Он безропотно стоял на месте и ждал, зная, что за оплеухой последует поощрение в виде конфеты. В общем, вел себя как эталонный лох.