Зона действия
Шрифт:
Он еще в коридоре услышал скрип половиц и могучий бас:
— Как князья, в хоромах живете.
И Антошка сразу догадался, что с Хромым Комендантом идет управляющий трестом Казанин.
И еще Антошка подумал, что если управляющий еле пролазит через дверцы своего «газика», то пройдет ли он в узкую дверь квартиры? Казанин протиснулся боком, осмотрелся и сказал:
— Мир дому вашему. Насчет княжеских хоромов я преувеличил, но все-таки лучше, чем в бараке. Помнишь, Савелий Иванович, как в наше время строители жили?
Хромой Комендант кивнул.
— Как не помнить, помню, жизнь на колесах
Слушал Антошка этих старых уже людей, и все их рассказы казались давней историей.
Когда он читал поэта Маяковского, то ему почему-то в первую очередь запомнились слова о Кузнецкстрое: «Здесь будет город-сад!» А вот о том, что эти слова повторяли люди, которые жевали промерзший хлеб, жили в промерзающих землянках и строили город-сад, это для Антошки оставалось в тени. А они, эти люди, оказывается, теперь сидят рядом с ним, такие обыкновенные и в то же время необычные. Они все-таки построили город-сад и огромный Кузнецкий комбинат, на площади которого Антошка видел горделиво стоящий на постаменте грозный танк.
Казанин с аппетитом уминал пироги и хвалил Марию Федоровну.
— Учтите, чтобы наполнить меня такой вкуснятиной, нужна целая столовая, — шутил он.
— Не волнуюсь, потому как знаю, что толстяки едят меньше, чем вот такие тонкие мужики, как наш Глеб, — успокоила управляющего хозяйка.
— Встретил сегодня Андрея Севастьяновича Филиппова, — без всякого перехода сказал Казанин. — Запомни, комсорг, эту фамилию, — взглянул он в сторону Коржецкого, — во время Кузнецкстроя Андрей Севастьянович был самым знаменитым человеком. Академик Бардин, главный инженер строительства комбината, и землекоп Филиппов больше всего интересовали зарубежную прессу. Американские газеты называли Андрея Севастьяновича человеком-экскаватором. На подготовке фундамента под доменную печь Филиппов простой лопатой столько перебрасывал земли, что с такой работой мог справиться только экскаватор того времени.
Многие не верили, что человек способен выполнять норму на 300, 400, 600 процентов! А он с каждым днем увеличивал темпы.
Антошка представил Филиппова человеком богатырского сложения, таким, каким, скажем, был сам Казанин.
— Каким он был, этот железный человек? — спросил Коржецкий.
Казанин хитро улыбнулся:
— Нет, он не был богатырем. Щеки у него впалые, через рубашку ребра видны — жратва тогда, сами знаете, была бедная. Но зато руки у Севастьяновича свиты из мускулов. И еще, разумеется, человек имел свои секреты. И длина черенка, и форма лопаты, и способ держать черенок у него был свой — от золотоискателей шел.
— Откуда у человека бралась такая сила? — спросил Антошка. Казанин посмотрел на мальчика и одобрительно пробасил:
— Вот в чем суть — откуда он брал силу, чтобы заслужить название человека-экскаватора? Я не люблю громких слов. Часто чувствую неискренность людей, которые произносят эти слова. Высокие слова, такие, как «коммунизм», я бы вообще запретил трепать людям случайным. А вот Андрея Севастьяновича слушал бы и слушал. Он любил говорить о коммунизме, о мировой революции. Этот человек жил и живет высокими идеями. Он тогда
— Золотые слова, — подтвердил Хромой Комендант. — Оказывается, и о Лорине знаешь. А Глеба, слышь, стращают лишить партийного билета за политическую близорукость.
— Грозила синица море поджечь, — сказал Коржецкий.
— Верно, комсорг, держись, если чувствуешь, что за правое дело воюешь.
Хромой Комендант кивнул:
— И я тоже говорю. Великое дело — борьба за коммунистический труд. Но если организация его попала в руки политических карьеристов, а исполняется нечистоплотными людьми, — ничего хорошего не дождешься.
Казанину надо было ехать домой. Он еще не перевез семью в поселок и вынужден был курсировать между Новокузнецком и Запсибом. На это уходило время, и к Новому году управляющий намеревался справить новоселье.
Прощался он со всеми за руку.
— У вас здесь веселая компания — век бы не уезжал.
Потом Казанин подошел к Яшке и пристально стал всматриваться в него.
— На кого-то из знакомых похож, а на кого — не могу понять…
— Да это же Лорин, Яша, — подсказала Мария Федоровна. — Приболел чуток.
Яшка приподнялся с постели и виновато сказал:
— Николай Иванович! Виноват я.
— Ну, говори, — заинтересовался управляющий. — Вроде бы в моем ведомстве не работаешь.
— Как сказать, — засмеялся Коржецкий. — Он у нас в комсомольском штабе. Так что…
И Яшка, волнуясь, стал рассказывать, как разговаривал с дозаторщицей бетонорастворного узла и от имени комсомольского штаба не велел ей без очереди отпускать бетон бригаде Лорина.
— Вот дела! — хохотнул Казанин. — Да у тебя, Глеб, смена растет что надо.
Он ткнул пальцем Яшку в грудь и весело подмигнул:
— Если случится еще раз — такой же приказ отдавай… Выздоравливай, дружок, дел на стройке хватает.
Глава пятнадцатая. Яшку навещает мама. Антошка выдерживает «психическую» атаку бульдозериста. Рабочий класс — это совесть
На другой день в комнату Хромого Коменданта пришла гостья — Изольда Яковлевна. Она держала себя виновато, села в уголок, поставила на пол свою объемистую сумку и стала выкладывать на стол «передачу»: кусок буженины, круг копченой краковской колбасы, ломоть розовой лососины, баночку паюсной икры. Мария Федоровна недоуменно смотрела на гостью.
— Зачем вы столько добра принесли? — строго спросила она.
— Для родного сына я разве что-нибудь пожалею.
Яшка отвернулся к стенке, чтобы не видеть мать. Но по запахам, наполнившим комнату, он догадывался о вкусной еде, которой решила побаловать его родительница.
Изольда Яковлевна явно перед Марией Федоровной заискивала.
— Вы и сами кушайте, — ласково говорила она. — В наше время этих деликатесов днем с огнем не сыщешь. А вы — кушайте, разве мне жалко для добрых людей.