Зорькина песня
Шрифт:
— Я на вас надеюсь, ребята. Вы старшие.
— Справимся, — важно сказал Петька, — что мы, рыжие, что ли?
— Вот, вот, — Николай Иванович усмехнулся. Длинные седые брови прикрыли глаза.
— Карты на замке. Всё понятно?
— Понятно, — сокрушённо сказал Петька и подтолкнул Сашу локтем. Сколько лет прошло, а всё помнит Коля-Ваня…
…Когда Саша и Петя учились ещё в третьем классе, в Испании шла война с фашистами. Саша предложил своему однокласснику и другу Петьке Зайцу бежать на помощь республиканцам
Петька согласился сразу, не раздумывая.
— Что мы, рыжие какие? — горячо сказал он. — Гражданская война кончилась до нас, а в Испании люди ещё как нужны.
На вокзале ребята спрятались за штабелем дров возле будки стрелочника. Здесь не так дуло. Мокрая земля к вечеру смёрзлась, холодно хрустела под ногами льдинками. На дровах мохнатым слоем лежал иней. Ребята прижимались друг к другу. Ветер задувал в рукава, корёжил спины.
— Холодина какая! — сказал Петька, стуча зубами от холода. — А в Испании бывает зима?
— Нет, — сказал Саша, — там жарища знаешь какая!
— Повезло испанцам, — вздохнул Петька. — Ты видел море?
— Нет.
— Вот и я не видел. Говорят, оно в тыщу раз больше реки, аж берегов не видать. Враки, наверное. На чём же тогда земля по краям держится?
— На воде, — сказал Саша.
— Ха! Держи карман! На речке земля за мосты держится. Ей-ей! А ты думал как? Ой, холодина какая! Просто сил нет… Сашка, бежим на вокзал, погреемся. Пока ещё поезд придёт.
Ребята запрятали наволочку с сухарями под дрова и рысью припустили на вокзал.
Там их и встретил Николай Иванович.
Они доедали мороженое на последние десять копеек, когда Николай Иванович подошёл к ним и молча стал рядом.
Саша первый увидел директора. Он сунул остатки мороженого в рот и замер, корчась от жгучего холода во рту.
— В Испанию? — спросил Николай Иванович.
Петька кивнул. Белое лицо его покраснело и покрылось капельками пота.
— А карта Испании у вас, надеюсь, есть?
Ребята растерянно переглянулись.
— Нет, — прошептал Саша.
— Как же так? — удивился Николай Иванович. — Серьёзные люди — и без карты?
Весь путь к детскому дому они прошли пешком, держа за руки Николая Ивановича, и громко втроём пели песню о красном знамени. Песню испанских республиканцев. Тогда её пели все:
Ты, знамя красное, Свети, как пламя! Свободы знамя, Свободы знамя…«…Не так уж и много с той поры прошло лет, — подумал Саша, — всего четыре года…» И снова его путь лежит не на войну с фашистами, а в тыл. Обидно.
Вдали показался глиняный домик с плоской крышей. Возле дома стояло одинокое дерево с толстым стволом и тонкими голыми ветвями.
— Ребята, верблюд! — закричал Саша.
Мальчишки сгрудились возле двери.
— Корабль пустыни, — важно сказал Генька, — ишь стоит себе лупоглазый, вроде и войны никакой нет… Ребята, а верно — Крага в ногу раненный, или врёт?
— Геннадий!
Генька оглянулся.
Вера Ивановна сыпала чайной ложкой сахар на сухари, которые раскладывал кучками на разостланной по полу простыне Петька Заяц.
— А чего? Я просто… — забормотал Генька.
Вера Ивановна покачала головой, короткие волосы выбились из-за уха, упали на лицо. Она отвела прядь и сказала сдержанно:
— Стыдно. Ты просто взял и сказал за спиной человека. Гадость… Это… не по-мужски, если хочешь.
Генька отвернулся. Засопел обиженно.
Воспитательница окинула молчавших ребят долгим грустным взглядом.
— Я вижу, ребята, вы… как бы это сказать? Недолюбливаете старшего воспитателя. Я не хочу навязывать вам своё мнение, но… человек должен быть справедливым. Степан Фёдорович строг и требователен. На его плечах сейчас весь детский дом. Вы же знаете, что Николай Иванович уехал…
— А скоро мы приедем? — спросил Генька. Обиды не задерживались в Генькином сердце.
— Вероятно, ночью, — Вера Ивановна вздохнула и зачерпнула ложкой сахар в наволочке.
Мимо вагона замелькали дома. Пробежали и медленно проплыли вдоль горизонта полосы вспаханной земли, разрезанные на квадраты мокрыми узкими канавами.
На остановке к вагону подошёл Кузьмин.
— Здрасте, дети! — бодро пробасил он, прикладывая прямую ладонь к военной фуражке. — Все здоровы? — И, не дождавшись ответа, распорядился: — Воспитателя ко мне!
Саша нехотя поднялся.
— Вера Ивановна, вас!
Воспитательница сунула ложку и наволочку с сахаром Геньке и спрыгнула на насыпь.
Кузьмин отступил от двери и сказал значительно, глядя сверху вниз на воспитательницу, точно призывая её к ответу:
— Доверили, собственно говоря, детей безграмотной девушке, а там бог знает что творится!
— Что такое? — встревожилась воспитательница.
— Идёмте. Узнаете. Позор!
И Кузьмин быстро пошёл вперёд, попирая палкой землю.
«Наверное, лягушонок что-то натворила, — подумал Саша. — Вот бедовая девчонка! А может, её за драку чистить будут?»
Он вспомнил, как дрожали у Зорьки губы, когда она просила Геньку: «Мне скорее надо… мне цветов надо…» И свой смех.
«Вот дурак, — с запоздалым раскаянием подумал Саша. — Может, человек цветы любит?»
Саша посмотрел на станцию. Деревянный дом под железной высокой крышей. Площадка перед домом глиняная, утоптанная. Вокруг площадки такой же глиняный забор.
А за забором цветы…