Зорькина песня
Шрифт:
Но Галка уже затащила в корыто Зорьку, и теперь они вместе барахтались в воде, визжа от радости на всю улицу.
— Ляхова, ты не слышала, что Вера Ивановна сказала? — возмущённо спросила Наташа. — Иди сейчас же качать воду.
Галка вылезла из корыта, пошлёпала ладонями себя по мокрым бокам.
— Ух, и хорошо же! Сейчас подкачаю, только платье отожму.
— Вера Ивановна приказала,
— Опять командуешь? — насмешливо спросила Анка. — Сами слышали, не глухие. Иди сама и подкачай. Не больная.
Наташа вспыхнула и повернулась к воспитательнице: дескать, видите, Вера Ивановна, какие они? Разве с ними можно по-хорошему?
— И в самом деле, Наташа, — сказала Вера Ивановна, — покачай сама.
Ребята мгновенно перестали плескаться и обступили Наташу и воспитательницу. Наташа вскинула голову, голубые глаза её гневно сузились и потемнели. Она, видимо, ждала, что ребята начнут сейчас кричать ей обидные слова, и приготовилась дать отпор. Поставить их на место. Но ребята молчали, и от этого их упорного неприязненного молчания Наташа вдруг как-то сникла и побледнела.
Зорька смотрела на Наташу с удивлением и жалостью. Куда подевалась хвалёная красота старосты? А Вера Ивановна словно не видела растерянности Наташи, не замечала молчавших рядом с нею ребят. Привычным движением заложила короткие волосы за уши, полезла зачем-то в карман платья, поискала там что-то и, не найдя, словно случайно взглянула на Наташу и спросила будничным голосом:
— Ну, что же ты стоишь, Наташа? Разве это так трудно?
Наташа подняла голову, оглянулась и медленно пошла к колонке. Ребята также молча расступились, пропуская её.
Зорька тронула воспитательницу за руку.
— Вера Ивановна, как же мы такие мокрые приедем к Николаю Ивановичу?
— Ничего, Зоря, пока доедем, высохнем.
— А я уже весь начисто обсох, — сказал Генька.
— Эх, искупаться, что ли, напоследок! — крикнула Галка. — А ну, Наташка, качай живее, всё равно сохнуть!
И верно, когда подъехали к больнице, все успели высохнуть. Николай Иванович уже ждал их на крыльце больницы. Похудевший, с желтоватым обострившимся лицом. Но глаза его под белыми нависшими бровями светились
Ребята кинулись к нему.
— Осторожнее, — забеспокоилась Вера Ивановна. — Николай Иванович ещё не совсем здоров… Не затолкайте его.
— Ничего, ничего, Веруша…
Держась за плечи ребят, Николай Иванович прошёл через двор и взобрался на подводу.
— Ну, вот я и дома…
— Ещё не дома! — закричали ребята. — Приедем, тогда дома!
— Тогда… в путь!
А путь предстоял долгий. Зорька уселась между Николаем Ивановичем и Сашей и подумала о том, что скоро настанет лето. Девочки поедут в колхоз на прополку риса, а мальчишки на сенокос, и соберутся все вместе только осенью, перед началом занятий в школе. А осенью, может, и война кончится. Приедут с фронта папа, мама, Толястик, Вася, и поедут они все вместе домой, к бабушке…
Саша пощекотал Зорьке за ухом сухой травинкой.
— Спишь?
— Не, — не открывая глаз, Зорька блаженно улыбалась, — думаю.
— О чём? Или секрет?
Какой же это секрет, подумала Зорька, если они и Дашу с собой возьмут, и Сашу и станут жить все вместе, одной семьёй? Ах, как же хорошо они будут жить после войны! Вот только… Как же быть с Галей? Оставить её здесь? И Анку оставить? И Марго, и Колю-Ваню, и Верванну? Но ведь это же просто невозможно — оставить их здесь и уехать!
Зорька заёрзала, толкнула задремавшего Сашу. Он пробурчал что-то невразумительное сонным голосом. Зорька притихла, страшась задеть Сашину больную руку. И снова принялась думать. Думала она долго, пока не уснула. Голова её упала на колени Николая Ивановича, и уже во сне она окончательно запуталась и никак не могла разобраться, где папа, а где Николай Иванович… где Толястик, а где Саша. И где теперь её настоящая семья?