Зов безумия
Шрифт:
— Ты не можешь уйти. Просто не можешь…
— Отец! Оставь меня!..
Он неожиданно ослабил руку и нахмурился.
— Почему ты так назвала меня? Ты что, не помнишь, кто я? Неужели за двадцать лет ты успела обо всем позабыть?
В его голосе он уловила нотки раздражения и негодования.
— Конечно, я ничего не забыла, — ответила она успокаивающим тоном, надеясь, что отец пояснит, о чем именно ей необходимо помнить.
Кельвин на удивление быстро поверил ей, поспешно прошел к буфету и достал оттуда два серебряных кубка и большой кувшин. Наполняя бокалы, он пролил вино на белоснежную скатерть, так как его руки взволнованно
— Выпей со мной. Мы должны отпраздновать!
Отпраздновать?.. Отпраздновать что? Отметить радостную встречу и выпить за твое идиотское поведение?
Тут ее осенило. Она вдруг все поняла.
Идиот… Или безумец…
О нет! — мысленно взмолилась Атайя. Ее сердце сжалось от ужаса и отчаяния. — Господи! Не сейчас. Дай мне хоть немного времени!
Кельвин всунул кубок ей в руку и жестом указал на диван у окна.
— Иди ко мне. Сядь рядом. Здесь мы не раз бывали счастливы, ты помнишь?
Атайя нерешительно опустилась на бархатные подушки и сделала глоток вина. Это был замечательный эваршотский напиток, но она даже не почувствовала вкуса. В данную минуту ее занимала лишь одна мысль: что творится в измученном мозгу отца? Сейчас его лучше не сердить. В этом состоянии благодушное настроение может в одну секунду смениться на гнев и ярость. Вдруг он повернулся к ней и нежно потрепал по щеке.
— Именно здесь я впервые сделал тебе предложение. Здесь же ты ответила согласием. О, Чэндис… Ты все еще необыкновенно красива. У меня такое ощущение, что ты никогда, и не покидала меня.
У Атайи в жилах буквально застыла кровь, руки задрожали, вино заплескалось в кубке, подобно маленькой буре.
— Я так скучал по тебе! Так скучал, — пробормотал Кельвин и погладил дочь по волосам, глядя на нее с обожанием и любовью.
Но совсем не по-отцовски. Он смотрел на нее так, как смотрит муж на любимую жену. Король видел перед собой супругу, умершую двадцать лет назад.
Атайя не стала отстраняться от него, боясь вызвать в нем гнев. Теперь она все поняла.
Вот почему его так возмутило упоминание о женитьбе с Фельджином. Кельвин считал, что эта женщина должна принадлежать только ему.
Король придвинулся ближе, прижимая Атайю к спинке дивана, взял в руку прядь ее длинных волос и нежно намотал на палец. Не успела она опомниться, как отец прильнул к ее губам и стал страстно целовать. Его язык требовательно проник в ее рот, а руки скользнули вверх, к груди.
Атайя в панике оттолкнула от себя Кельвина, охваченная отвращением, изо всех сил пытаясь сдержать навернувшиеся на глаза слезы.
Король нахмурил брови и с явным недовольством и обидой в голосе спросил:
— В чем дело, любовь моя?
Она колебалась, не зная, как поступить.
— Будь осторожна, — предупредил внутренний голос. — Не напугай его. Ведь он не понимает, что делает.
— Я не могу, — пробормотала Атайя.
Кельвин снисходительно улыбнулся.
— Ты всегда была стеснительной, малышка. Со временем это пройдет. Мы должны привыкнуть друг к другу…
Положив руку на ее бедро, король стал нежно водить пальцами по мягкому бархату платья.
Атайя сделала глубокий вдох, чтобы прийти
— Пожалуйста, — сказала Атайя. — Я целый день провела в дороге и очень устала.
Кельвин резко отдернул руку, как будто от раскаленного утюга, и гневно взглянул на нее.
— Наверное, я зря так обрадовался твоему появлению! — воскликнул он, повышая голос на целую октаву. — Ты ушла от меня, не сказав ни слова. Я так скучал…
Король угрожающе прищурил глаза и покачал головой:
— После всего, что ты сделала, дорогая моя Чэндис, я должен возненавидеть тебя.
Он резко вскочил на ноги, и от испуга у Атайи перехватило дыхание. Она уже видела его таким: с немного выдвинутой вперед нижней челюстью, расширенными от злости ноздрями и сверкающими, как два бриллианта, глазами. Зловещее, властное выражение лица! Таким оно не раз бывало во время войны, когда королю приходилось оглашать смертные приговоры бывшим друзьям. Друзьям, предавшим его.
Атайя почувствовала, как в жилах леденеет кровь. Кельвин стоял перед ней, сжимая и разжимая пальцы, как будто пытался побороть в себе желание вцепиться дочери — или жене? — в горло и вытряхнуть из нее душу.
— Только посмотри на меня. Видишь, во что я превратился без тебя?! — заорал Кельвин. — Я несчастен и одинок. После твоего ухода я дважды женился, но ни одна из жен не доставила мне и капли той радости, которую я знавал с тобой. Особенно невыносима та дракониха, которая носит корону сейчас, — злобно добавил он. — Мой старший сын черств и бессердечен, и я ненавижу самого себя за то, что люблю его. Младший — идиот, считающий, что пробежит по жизни с песнями и шутками, подобно скомороху. Моя дочь… О Господи! Моя дочь. Она отвратительна. Играет в карты и дерется в замызганных тавернах, сквернословит и постоянно поступает наперекор моим требованиям и желаниям только для того, чтобы разозлить меня. Каждый раз, когда я смотрю на нее, я вижу тебя, Чэндис. О Боже, она так похожа на тебя. Те же глаза, те же волосы… Но ее поведение… — Кельвин сжал пальцы в кулаки. — Я просто не могу это видеть. Это оскорбление для тебя.
Его голос достиг наивысшей ноты, затем охрип и сорвался.
— Я хотел любить ее, ради тебя, Чэндис. Хотел, но не могу. Она позорит меня, она позорит весь Кайт. Если бы ты не ушла, наша дочь росла бы милой и нежной, любила бы музыку и книги, как ты. Но ты решила бросить нас, ты, маленькая сучка. Поэтому-то у нас ничего не ладится!
Он хлестнул ее по лицу, обезумев от ярости, схватил за руку и швырнул на пол.
— Ты просто никогда не любила меня. Если бы любила, то не оставила бы меня одного на столько лет!
В глазах у Атайи потемнело. Она приподнялась и затрясла головой, пытаясь прийти в себя…
Отец мысленно переносился из одного времени в другое: сначала вел себя как жених, потом вдруг вспомнил, что три раза был женат и являлся отцом троих детей. Но он был уверен в единственном: что Чэндис не умерла, а просто оставила его на какой-то период и теперь снова вернулась домой.
Кельвин опять схватил ее за руку, готовясь нанести новый удар.
— Отец, послушай, пожалуйста! — взмолилась принцесса. — Это я, Атайя!