Зов горы
Шрифт:
Мы одновременно прыскаем.
– Ну, а ты чем занимаешься? – спрашивает она. – Как ты?
– Да так, – пожимаю я плечами. – Кружок рисования в Троицке.
– Мищенко звонил, – говорит Марыся. – Сказал, что тобой серьезные дяди интересовались. По поводу Гали Фоменко.
– И он меня сразу сдал, засранец.
– Не может быть! – пугается она. – Ты же знаешь, как он к тебе относится.
– Он сказал им, где я работала…
– Света… – она молчит несколько секунд. – Это уже в открытом доступе… Есть базы данных в Интернете, там все наши фамилии и даже фотографии. Ты
– Нет. Я уже три года не вбивала в поиск наше название. – зло отвечаю я.
– Зря. Там много чего…
– Кстати, по поводу Мищенко. Как его найти, не знаешь?
– В Парк-Плэйсе сидит. В холле. Каждый день в два часа точно застанешь. Только не деритесь.
– Да больно надо… Слушай, а «Лизу Алерт» тоже к ее поискам привлекали?
– Конечно. Там всех подняли: и нас, и мотоциклистов, и охотников, и даже нашистов. Папаша конкретно башлял…
– И?
– Как сквозь землю провалилась. Никаких следов. Выехала из загородного дома и с концами. Да и поздно он тревогу забил. Самое важное – это первые сорок восемь часов. А он спохватился аж через три дня.
– Почему?
– Ну, девка-то взрослая. К тому же он был за границей, а перед этим они поссорились. Потом он приехал, ее набрал, она не ответила. Я так поняла, у них это в норме. У него на телефоне был маяк ее мобильника – он показывал, что она где-то на Коштоянца. Мы в этом районе и искали. Все дворы облазили… И что им от тебя надо?
– Они думали, что она в секте. У нее в компьютере нашли фото Константинова.
– Понятно…
– Марысь, я по этому поводу и приехала. Ты же его вела.
– Ну.
– У тебя досье сохранилось?
– Ну, – неохотно соглашается она. – Вообще, зря ты в это лезешь… Там много мути…
– Например?
– Дон Педро, сука, был миллиардером. Какого черта он занялся сбытом наркотиков?
– Бывает.
– Мне говорили, что в колонии он голодал… А когда помер, деньги-то не объявились.
– Хорошо спрятал. Короче, пришли, ладно?
– Упрямая, – одобрительно говорит Марыся. – Тогда хочу тебе еще кое-что сказать. Мы когда эту Фоменко искали, я запомнила. Не была она в районе Коштоянца. Всяко след проявился бы. Мобильник ее подбросили. В какой-нибудь люк. И знаешь, больно удачно подбросили: папаша в итоге три дня ушами хлопал. Когда они ругались, она часто у подружки ночевала, она аспирантка в МГИМО и хату там снимает. Понимаешь? Он, если видел, что она там, то и не парился.
– Да. Это мог знать только знакомый.
– Хорошо знакомый, – поправила она. – Светуль, ты хоть по нам скучала?
– А то!
Я вру. Прошло слишком много времени, все перегорело. Я умерла и родилась заново. Теперь я вижу новую землю и небо в алмазах. Мое имя – «Светлана» – то же самое, но состоит из других звуков. И даже сны другие снятся, ей-Богу.
Мы уже подходим к остановке. Вдруг Марыся пригибает голову – словно высматривает что-то на асфальте слева от себя. Я знаю этот взгляд – такой прием расширяет периферийное зрение. Так что Марыся, на самом деле, смотрит назад. Я удивленно оборачиваюсь. Почти вплотную к нам идет крепкий парень в черной куртке. Он кажется мне немного странным, но никакой опасности
– Дышишь, сука! – шипит Марыся. – Я тебя по дыханию еще на Шаболовке вычислила! А ну пошел отсюда, пока яйца не отрезала.
Парень превратился в соляной столп, какой-то мужичонка с портфелем, вышедший из офисной двери метрах в двадцати впереди нас, испуганно шарахается и бежит к машине. Машина, взвыв, трогается с места. Парень отступает назад и молча припускает к углу дома.
Марыся стоит, играет ножом.
– Ну, покажи, похвастайся, – говорю я.
Она, словно нехотя, демонстрирует.
– Бенчмейд, черная серия… Виталик подарил…
– Не боишься таскать? Это же для спецподразделений.
– Да ну… – отмахивается она.
И вот ради такой демонстрации, она напала на бедного парня. В этом вся Марыся.
– Что еще новенького? – спрашиваю я, чтобы сделать ей приятное.
Она оживляется, начинает выворачивать карманы.
– Ну, куботаны, смотри, какие хорошие появились, смотри, чехол с перцовым картриджем для айфона, пластиковый ножик хороший, зител дельта дарт, мы его специально на свинопуховике проверяли…
– Это что?
– Да туша свиная с мешком глины, в куртку заворачиваешь и бьешь… Кончик потом обломался, но можно подточить, зато никакой металлодетектор не берет. В метро можно ездить…
Марыся свернула на любимую тему. Я смотрю на нее с улыбкой.
– Ладно, Марысь, – говорю наконец. – Мне пора.
– Хочешь, посидим где-нибудь в кафе? – неискренне предлагает она.
Я знаю, что сидение в кафе для нее – мука смертная. Вот ножички пометать – это да.
Я чмокаю ее в щеку, она бежит за автобусом.
Я захожу за угол и останавливаюсь. Парень, который шел за нами, теперь стоит возле огромного черного джипа и разговаривает с двумя угрюмыми кавказцами. Они скользят по мне серьезным взглядом, потом что-то негромко говорят. Я уж начинаю беспокоиться, как рядом с ними останавливается полицейская машина. Обрадованная, я делаю шаг – и снова торможу.
Из машины выходит мент. Его расхлябанная походка кажется мне очень странной – менты так не ходят. К тому же его гражданская рубашка распахнута до пупа, на груди висит золотой крест на длинной цепи. Мент подходит к этой группе, и они начинают ему что-то объяснять. Все четверо снова скользят по мне досадливым взглядом, но, кажется, я их совсем не интересую.
Я осторожно оглядываюсь. Вот то место, где Марыся наставила на парня нож. Впереди офисная дверь, над ней – вывеска банка.
И тут я начинаю так хохотать, что мне приходится отступить за угол, чтобы продышаться.
Марыся не выпендривалась! Она, действительно, по дыханию вычислила бандюка! Вот только не мы ему были нужны, а видимо, чувачок с портфелем – типичный «черный обнальщик». Марыся спутала всю их операцию. Парень должен был отобрать портфель, потом подъехал бы джип, а липовый мент отсекал бы погоню. Я хохочу, вытирая слезы рукой, на меня удивленно косятся прохожие.