Зов Лавкрафта (сборник)
Шрифт:
К великому сожалению, мне никогда не довелось удовлетворить свое вполне естественное любопытство относительно природы противника, одолеть которого злополучной ночью оказалось невозможно. Описывать состоявшуюся в небе над Салемом схватку едва ли имеет смысл — откровенно говоря, в памяти моей сохранилась она удручающе плохо, словно дурной сон. Зато вот уж чего забыть я никак не мог, так это подробностей богомерзкого ритуала, совершенного надо мной, тяжело раненым и лишенным всяких сил, Кецией Мэйсон и другими ведьмами салемского ковена.
В этом месте хотелось бы отметить,
Что касается похороненного на следующий день после тех событий капитана Алавы, то он первым пустил вход оружие, и тут я не ощущаю какого-либо груза вины. Если же вы спросите о Коттоне Мэзере, то лучшим ответом будет «Бог ему судья» — но я не употреблю подобную формулировку, ибо знаю о богах гораздо больше, чем вы желали бы узнать. В мире очень много знаний, которыми лучше не обладать, и мой печальный жизненный путь — прекрасное тому доказательство.
Надеюсь, что кто-нибудь все-таки описал его, коль скоро мне не суждено изложить всю эту историю на бумаге. Увы, убедиться в этом невозможно. Знаю я лишь о творчестве потомка несчастной Пикман (тот человек достиг высокой степени в искусстве), однако оно не лежит в литературном поле. Что остается добавить? Книга, которую взял я из холодных мертвых рук Симона, беглеца во времени и пространстве, до сих пор хранится в Аркхэме, в овеянном столь тревожной и загадочной славой Мискатоникском университете. Испанское издание начала семнадцатого века, перевод с утраченного арабского оригинала на латынь, одна их немногих возможностей ознакомиться с «Некрономиконом».
Советую вам держаться от этой книги подальше.
Пабло Руис наконец пришел в себя после путешествия, похожего на сон. После долгого пути сквозь неизмеримое безумное пространство, наполненное светом, неописуемыми звуками и постоянно пребывающими в движении фигурами.
Не самый приятный опыт, если честно. Вполне понятно, почему Хосе отказался повторно нырнуть в треугольный люк — уже другой, проделанный под ведьминым домом в Салеме. У него теперь были дела поинтереснее…
Перед глазами лежащего на каменистой земле Руиса вновь обнаружилось звездное небо. Только теперь он уже по запаху воздуха понял: дома. Это однозначно Испания. Никак не вонючий Новый Свет… а что с теми солдатами? Успешно ли все они добрались? Все ли у ведьм и проклятого инквизитора, настоящего имени которого капитан так и не узнал, получилось сделать правильно?
Об этом лучше подумать потом. Сейчас время заботиться о себе.
Руис уже хотел подняться, когда над ним склонился человек в странных доспехах. Нечто похожее капитан некогда видел, но где? Память работала плохо. Солдат обратился к Руису, однако тот не разобрал ничего, кроме имени Луция Целия Руфа и слова «квестор». Над лагерем, разбитым в очень напоминающей Сугаррамурди местности, реяли штандарты римского легиона.
Солдат продолжал говорить, и незнакомый капитану язык, лишь отдаленно похожий на родной испанский, постепенно становится понятным — вот это уже знакомое ощущение.
Пабло не испытал ни отчаяния, ни разочарования.
В
Потому что следующая мысль, посетившая измученную голову капитана, была о ждущей его в иной эпохе жене. И о пачаране, который она так славно готовит.
Евгений Абрамович
ГРЯЗНАЯ ВОДА
Наступление на столицу провалилось. Весна выдалась холодной и дождливой. Ливни чередовались со снегопадами, дороги и поля затопило. Войска повстанцев завязли в грязи. Походные колонны растянулись на многие километры, отрываясь от тылов, подставляя фланги под удары правительственной армии. На подступах к столице мятежники были разгромлены. Теперь они тянулись обратно, на восток, в более лояльные к ним районы. К границам соседнего государства, которое предоставляло им оружие, инструкторов, финансирование и лагеря подготовки в обмен на возможные будущие уступки от нового, взамен свергнутого, правительства. Бросали на ходу технику, боеприпасы и мертвецов. Обочины дорог зарастали пустыми машинами и танками. Там же лежали трупы. Где аккуратно, в ряд, заботливо укрытые брезентом или плащ-палатками, где кое-как, вповалку. Тела лежали там, где их настигала смерть или там, где их оставляли товарищи, предусмотрительно сняв все ценное.
За последние дни Грех похудел, осунулся. Зарос густой рыжеватой щетиной. Он уже потерял счет времени, спал урывками, прятался в канавах и разрушенных домах. Да еще приходилось тащить на себе раненого Вавила. Раньше тот шел сам, ковылял на перевязанной ноге. Сейчас нога распухла, раздула изнутри штанину, как разваренная сарделька. Вавил пытался бодриться и шутить, но Грех видел, что парню хреново. Даже на расстоянии он чувствовал исходящий от него жар. Вавил никогда ни о чем не просил, Грех сам покорно брал второй автомат и подставлял плечо под дрожащую руку товарища. Так они и шли, медленно, с частыми остановками. Молча, разговаривая только на привалах.
— Как думаешь, сколько еще? — отдуваясь, спросил Вавил.
Он тяжело рухнул на вялую мертвую траву, где посуше. Стоянку выбрали хорошую. У склона высокой насыпи, возле моста. С дороги их не видно, зато впереди открываются бесконечные поля, затопленные тут и там вышедшей из берегов рекой. Вавил порылся в рюкзаке, вытащил консервную банку, ловко вскрыл ножом, жадно сунул в рот кусок жирной свинины.
— Не знаю точно, — ответил севший на корточки Грех, — до границы еще километров сто. Может повезет, нарвемся на наших. Или кто из местных укроет. Есть люди. Ты так-то не дойдешь…
Вавил пропустил слова мимо ушей, продолжал есть. Грех почесал колючий затылок, опустил лицо в ладони. На пару секунд погрузился в мысли. Наступление было тяжелым, но за ним была цель. Когда на горизонте уже виднелись высотки столичных окраин, когда своя артиллерия уже занимала позиции, казалось, что осталось совсем чуть-чуть. Ноги сами несли вперед. Потом были затяжные бои в пригороде, окружение, разгром. Отчаяние и жуткое предвкушение отступления. Даже нет, бегства. О плене не было и речи. Противник их не пощадит. В контрразведке заморят голодом, сломают пальцы и отобьют все нутро. На занятиях по политинформации им рассказывали жуткие истории о зверствах режима. Да и без того Грех наслушался всякого от перебежчиков и тех, кого меняли после временных перемирий.