Зов Уршада
Шрифт:
15
Доджо Хрустального ручья
Наставник Хрустального ручья предавался утренней медитации, когда к берегу, подхватив полы желтых ряс, бегом спустились два послушника. Оба только вчера завершили начальный цикл обучения. На жаргоне монастыря их называли «кедровыми головами», что недвусмысленно указывало на главное занятие послушников — заготовку плодов и орехов.
Еще до того, как шумные ученики миновали лимонную рощу, наставник Хрустального ручья уже знал, о чем они торопятся поведать.
Чужая молодая девица появилась у стен обители.
— Наставник,
Отбарабанив свою речь, послушники замерли в немом восхищении. И было от чего! Не каждый день удается застать главу обители за исполнением асан высшего порядка. Наставник парил над стремниной горного ручья, со стороны могло показаться, что он завис в расслабленной дремоте. На самом же деле, чтобы не утонуть и не разбиться на острых камнях, мастеру приходилось двигаться в очень быстром ритме. Он использовал микке и мантры кудзикири, опирался на потоки силы, молниеносно угадывал, где в следующую песчинку возникнет достаточно плотный водоворот, где можно поставить ногу, а где можно опереться о крепкий воздух. Танцуя, наставник не забывал кормить прожорливых птиц, но мысли его витали далеко и от ручья, и от жадных чаек.
Выслушав юношей, наставник одновременно удивился и привычно расстроился. Расстроился он, впрочем, ненадолго, потому что от «кедровых голов» трудно ожидать ума. Эти детишки считают, что достаточно их воплей, чтобы прервать медитацию! Все они в первые годы не понимают главного — вообще нет в природе причин достаточных, чтобы прервать созерцание!
Удивляться же наставнику пришлось еще долго, по мере того как он слушал мою запутанную историю. Я говорила с пожилым монахом на языке торгутов, который успела основательно подзабыть, ведь напевная речь ариев из храма Сутры была чуждой для страны Бамбука.
— Мы слышали о пропавшем караване, который посылал к нам высокий лама Урлук, но вишня трижды отцвела с того времени… — Наставник погладил узкую косичку бороды. — Из того каравана никто не спасся, ни один ребенок не стал моим учеником. Однако я вижу, что ты не лжешь, ты действительно Дочь-волчица. Но почему ты пришла именно сюда, почему ты не попыталась вернуться к вашей Леопардовой реке? Ведь совсем недалеко отсюда, подле Никогамы, есть дешевый Янтарный канал…
— Потому что я не закончила обучение. Я три года отдала танцам дэвадаси в Черной пагоде, меня продали туда в рабство полукони. Я сумела вырваться только потому, что меня вела воля Матерей-волчиц. Вне всякого сомнения, высокий лама Урлук внес плату за мое обучение в вашей школе, но если тех денег недостаточно… у меня есть ценные камни…
— Могу я узнать твое имя? — ласково перебил седой наставник.
— В становище ламы Урлука мне дали имя Женщина-гроза.
— Не подвел ли меня слух? — приподнял бровь настоятель. — Возможно, я не вполне разбираю материковый диалект,
— Я уже убила своего первого уршада, — скромно ответила я. — Высокий лама мог бы подтвердить…
— Он уже подтвердил, — неожиданно тепло улыбнулся настоятель. — Он сокрушался, что подлые гандхарва похитили его самую талантливую ученицу. Он сокрушался, что нанес тяжкий удар Красным волчицам и всему народу раджпура. Волчицы считали, что в тебе заключена великая сила…
Я слушала пожилого наставника с открытым ртом и, честно признаюсь, со слезами на глазах. Оказывается, старые Матери, от которых я получала лишь тычки и затрещины, оказывается, они горевали по мне!
— У меня к тебе два вопроса. — Старик щелкнул пальцами, и передо мной возникла пиала с дымящимся мятным чаем. — Тебе довелось пережить тоску, боль и унижения. Ты проклинаешь тех злых женщин, которые истязали твое тело? Я не спрашиваю об истязаниях души, ибо душу твою никто не смог покалечить. Я это уже вижу.
— Я не виню никого из служительниц Черной пагоды, — горячо возразила я. — Вездесущему и сострадательному было угодно, чтобы я пришла к вам в обитель на три года позже. Я не могла раньше бежать из владений храма, там вокруг топи и джунгли, а ближайший Янтарный канал охраняют верные псы магараджи. Я благодарна, что научилась священным танцам и многому другому…
— Я догадываюсь, что ты научилась не только танцевать, — многозначительно заметил наставник. — Ты порадовала меня своим ответом, юная Женщина-гроза. Ты сама пришла к тому, что многие наши послушники не могут постичь за десять лет учебы. Ты возносишь благодарность вместо проклятий, ты умеешь ценить текущий миг. Это хорошо. Мы примем тебя в обитель, невзирая на потери в возрасте. Ты наверстаешь. Не надо предлагать драгоценности, я почту за честь вернуть Матерям-волчицам их потерявшуюся дочь.
Я снова была растрогана до слез. Клянусь, за мою недолгую жизнь никто столь сердечно со мной не говорил.
— Впрочем, тебе следует знать, что хвалил я тебя последний раз в этом году. От результатов зимних состязаний будет зависеть, кого мы оставляем на следующий год. Но у меня к тебе, если ты помнишь, был еще вопрос. Можешь на него не отвечать, молчание — тоже достаточный ответ. Меня интересуют два пиратских корабля, которые кто-то привел на буксире в императорский порт Хонсю. Кажется, местные рыбаки неплохо поживились, пока император не прислал солдат для охраны. Кажется, помимо ценностей, на корабле нашли несколько трупов, и среди них — труп известного разбойника по прозвищу Одноглазый Нгао. И, кажется, кто-то видел единственного живого человека на палубе, это была девушка в мужской одежде, с кожей цвета меди и длинными локонами…
— Да, это была я, но не я их убила. Экипаж Одноглазого Нгао уничтожил Ловец, нанятый вашим императором…
— Мне известно, кто такой Нгао. Известно, что он не торгует пленными. Если тебе удалось живой попасть к нему в трюм и вырваться — это уже подвиг. Но если ты сумела уложить команду головорезов, то я не представляю, чему тебя учить…
Наставник Хрустального ручья печально развел руками. Внутри меня все оборвалось, я решила, что меня прогонят. Но старый Хасимото так шутил.