Зовем вас к надежде
Шрифт:
Все остальное осталось для Труус невнятным бормотанием. Она уже не чувствовала, как ее перегружали из «олдсмобиля» в «крайслер» — снова на заднее сиденье, снова одеяло сверху.
Док и толстяк отступили назад. Эл и Джеки, получивший свою дозу, сели на переднее сиденье «крайслера». За рулем опять был Эл.
— Езжайте осторожно, — напомнил толстяк. — Особенно на автостраде. Следите за скоростью. Вас не должен остановить ни один коп.
— Я понял, — сказал Эл и стал подниматься вверх по направлению к выезду из гаража. Когда он выехал на раскаленную
— Вот это ощущение, дружище! Просто страх как хорошо.
Труус этого уже не слышала. Она полностью расслабилась и была очень счастлива — так счастлива, как никогда в жизни. Счастлива и умиротворенна. С улыбкой она смотрела сон о прекрасных, чудесных цветах. Совсем расслаблена. Совсем счастлива. Совсем полна покоя.
15
Оба сторожа, которые несли дежурство перед университетом, наверняка видели наступившей ночью покинутую машину Линдхаута на стоянке, но не приняли абсолютно никаких мер. Они знали, что профессор улетел, это им сказали. Вот поэтому его «линкольн» и стоял здесь.
Днем выяснилось, что Труус не пришла на лекцию. Ректор позвонил ей домой, чтобы узнать, не заболела ли она. К телефону подошла Кэти Гроган:
— Дом профессора Линдхаута, добрый день.
— Добрый день, моя фамилия Клэри, я ректор университета. С кем я говорю?
— Со мной. С экономкой, сэр.
— Можно поговорить с мисс Линдхаут?
— Поговорить… Нет, сэр. Я здесь совсем одна.
Кэти имела привычку все время повторять последние слова, обращенные к ней. Очень старой стала Кэти…
— Что значит «совсем одна»?
— Совсем одна. Ну, профессор улетел, а мисс Линдхаут тоже нет.
— Где же она?
— Где она… Я действительно не знаю, сэр. Возможно, у подруги, но я не знаю у какой.
— Что это значит?
— Что значит… Да… я не знаю… это очень…
— Что «очень»? Да говорите же, пожалуйста!
— Говорите же, пожалуйста… ах ты боже, но мне так неловко… Видите ли, сэр, я говорила с мисс Линдхаут после того, как ее отец улетел. Она была очень несчастна.
— Несчастна? Из-за чего же она была несчастна?
— Она была несчастна. Она сказала мне, что натворила ужасную глупость, и теперь ей очень стыдно.
— Что еще за ужасная глупость?
— Ужасная глупость, да. Я толком ничего не знаю, сэр. У них с отцом был серьезный разговор, сказала мне Труус — я имею в виду мисс Линдхаут, конечно. Она очень плохо вела себя по отношению к отцу, сказала она. Сказала, что ее все так взволновало, что она не может преподавать. Собиралась к какой-то подруге, где-то за городом, на некоторое время. И она никому в университете ничего не сказала?
— Нет.
— Нет, гм. По телефону тоже нет?
— И по телефону нет.
— И по телефону нет. Что же, она наверняка еще это сделает, она была в ужасном смятении, бедняжка. Вы должны простить меня, что я так о ней говорю, но я знаю ее целую вечность.
— Н-да, тогда…
— Миссис Гроган, старая Кэти Гроган.
— Большое спасибо вам, миссис Гроган. Вы нас всех здесь очень успокоили.
— Очень успокоили. Тогда я рада. Тогда действительно нет причины для беспокойства, сэр. А когда Труус придет, я передам ей, чтобы она сразу позвонила вам, сэр.
— Да, пожалуйста, миссис Гроган. Меня зовут профессор Клэри.
— Профессор Клэри. Хорошо, профессор, я записала. И не волнуйтесь. Я тоже не волнуюсь. Они живут душа в душу — профессор и Труус… конечно, иногда бывают неприятности, но это всегда, когда люди живут вместе…
— Естественно. Итак, миссис Гроган, я жду звонка, когда мисс Линдхаут снова появится.
16
Звонка все не было.
Ни в этот день, ни на следующий, ни день спустя. Ректор очень обеспокоился и уведомил полицию, которая по заведенному порядку приняла заявление о без вести пропавшем лице.
— Подобное у нас происходит каждый день, сэр, — сказал полицейский, принявший заявление. — Как вы думаете, как часто девушки или молодые женщины — именно они — убегают после домашнего скандала с мужем?
— Это не муж, это ее отец.
— Или с отцом… — Полицейского нельзя было вывести из равновесия, зато Клэри очень разозлился. Возвратившись в университет, он пригласил к себе ассистента Линдхаута Жан-Клода Колланжа и рассказал ему, что произошло.
Колланж испугался:
— А если это связано с «французской схемой»? Если дочь профессора Линдхаута похитили?
— Похитили… великий боже! Вы действительно полагаете…
— Я сейчас же позвоню мистеру Брэнксому в Вашингтон, — решительно сказал Колланж. Он позвонил, но секретарша сказала ему, что Брэнксом уехал и будет только на следующий день.
— Уехал — куда?
— В Чикаго.
— Я должен поговорить с ним! Это очень срочно! Где он живет в Чикаго?
— В гостинице «Клэридж»… подождите, я дам вам номер…
Колланж позвонил в «Клэридж» в Чикаго.
Да, Бернард Брэнксом остановился там, но в гостинице его нет. Он возвратится поздно, потому что выступает в этот вечер с двумя докладами.
— Пожалуйста, передайте ему, чтобы он сразу же позвонил мне, когда придет в гостиницу, — попросил Колланж. Он назвал свою фамилию, адрес и номер телефона.
Время шло.
Около полуночи этого же дня в квартире Колланжа зазвонил телефон. На связи был Брэнксом.
— Вы звонили. Что случилось, доктор?
Когда Колланж все ему рассказал, Брэнксом пришел в неописуемое волнение:
— Эти болваны в полиции! Я возьмусь за этого типа, который принимал у вас заявление! Труус пропала! О боже! — Голос его задрожал. — Вы абсолютно правы в своих опасениях! Это похищение! Похищение! — Брэнксом на секунду прервался. — Предоставьте все мне, доктор! Какое свинство, будь оно проклято… Я скоро дам вам знать…