Зовите меня Апостол
Шрифт:
Тут все одно к одному. До предела обезопасить жизнь от сюрпризов ради иллюзорной возможности ею управлять и катиться по ней на автопилоте, ублажая брюхо и тщеславие. Вся куча дерьма общего пользования: и блокбастеры, и ширпотреб с полок, и сладкая попса миллионного прицела, и прочее мыло из разряда стократ пережеванного — попросту продолжение вашего беспамятства и лени. Эластичные трусы для жиреющей души.
Уже говорил вам: я — циник.
Теперь понимаете, почему меня тошнит от Раддика? Начало мутить еще до того, как я в него въехал. Представляете, насколько невыносимо ползти от одной его двери к другой, от одного аккуратного газона к такому же?
Да,
Меня и необходимость постоянно, однообразно дышать чуть не до самоубийства доводит. Измозоленная душа моя давно уже онемела, ее язык утратил всякий вкус. Она ничего не хочет и ни к чему не стремится. Мир будто череда слов — повторяй их долго, и они потеряют всякий смысл.
Даже Молли, чистенькая, как диплом колледжа, свеженькая, как первая надежда, стала мне надоедать. К завтраку она притащила ноутбук, сгорая от нетерпения продемонстрировать удачу: свою крохотную заметочку в утренней «Пост газетт».
— На странице A-тринадцать, под историей о мошенничестве с коровьим бешенством у амишей. [29]
Покачала головой, улыбнулась во все тридцать два.
— Представляешь, мою заметку перещеголяла история про коров!
— Представляю. Моя сестрица была такая телка! — ответил я, прищурившись: мол, ну и что дальше делать собралась?
Она рассмеялась игриво. Тоже обычное, женское: дескать, какой шалунишка!
— Смотри! — пододвинула ноутбук ко мне.
29
Амиши — консервативное религиозное движение, зародившееся как одно из направлений в меннонитстве. Амиши отличаются простотой жизни и одежды, нежеланием принимать некоторые современные технологии и удобства.
Раддик, Пенсильвания. Дженнифер Бонжур, двадцати одного года, член небольшой секты „Система отсчета“, относящейся к течению нью-эйдж, еще не найдена. Она исчезла в прошлую субботу. Ее видели выходящей из бара около половины двенадцатого ночи. Как утверждает полиция, хотя окрестности интенсивно обыскивались, ничего проясняющего судьбу сектантки найдено не было. Если у вас есть информация о Дженнифер Бонжур, пожалуйста, свяжитесь с полицейским управлением Раддика».
— Хм, — только и сказал я.
— Конечно, не передовица. — Молли вздохнула. — Я чуть не наорала на Синтию, моего редактора. Хотела включить «юная и красивая» в заголовок. А она ни в какую. Не любят они, когда внештатники раздувают истории до сенсаций.
— Лучше бы они фото побольше тиснули. И в бикини или вроде того. Но самое ударное здесь — секта. У видишь, на секту они клюнули.
Засмущавшаяся Молли отвернулась.
— Боже мой, хоть бы и вправду!
По непонятной причине в этот день почти никто на звонки в дверь не откликался — прямо какой-то квартал сплошной занятости. Дружелюбная и всегда готовая помочь Молли без устали повторяла: теряем время, теряем время. Конечно, я решил вернуться в Усадьбу, но сперва все же погрузиться как следует в город, ее окружающий. Как я объяснил Молли: пока не выяснишь, где рыба ходит, садиться за ловлю бессмысленно. А чтобы это выяснить, нужно изрядно промочить ноги.
К тому же я ожидал вестей от Альберта — чего он там еще раскопал?
Обилие запертых дверей позволило всласть наговориться и про «мертвую Дженнифер»,
Молли переполнял оптимизм юности. Если подобная щенячья радость переживает тридцатилетие ее носителя, я именую это тупостью. Если в особенно хорошем настроении — то наивностью. Но перед красоткой Молли еще открывались розовые дали, не замутненные тяжким жизненным опытом. Она столько всего хотела: премий, славы, карьеры. Мечтала сделаться звездой не чего-нибудь, а «Нью-Йорк таймс», газеты газет. Хотела жить в Манхэттене, где прекрасные наслаждаются плодами трудов убогих.
В остальном — типичный продукт времени. Западнобережное образование для излечения восточнобережных комплексов. Родные не ценят и не понимают. Друзья — крутые парни и девчонки. Ее белокожие предки быстро обгорали на солнце.
Домашняя девочка. Пару раз даже обронила слово «папочка».
Сама призналась: за «мертвую Дженнифер» взялась из чистого прагматизма. Услышала о ней от кузины, практикантки в питтсбургском отделении «Пингвин букс». И сразу в голове вспыхнуло: «Эврика!» В «мертвой Дженнифер» все составляющие увесистой, громкой сенсации: пропавшая красотка блондинка, безумный маньяк-гуру — и никакой опасности иска от неправедно ущемленных.
Само собой, она ведь может помочь поискам. Принести пользу.
— Можешь принести, — подтвердил я.
— Я ведь тебе помогаю, правда?
— Угу. Детка, не сбегаешь ли за кофе?
Она расхохоталась, хотя я вовсе не думал шутить.
Так или иначе, а сработались мы отлично. Остатки ее стеснительности я похоронил под лавиной цинизма и скабрезностей. Она даже иногда хихикала в ответ. По-моему, я лишь раз серьезно ее достал: когда впал в прострацию как раз посреди донельзя слащавой и слезливой песенки по радио.
— А, ты тоже из ненавидящих Келли Кларксон! [30] — буркнула, глянув искоса.
— С чего ты взяла? Слушая ее, мне хочется поставить на стол свечи, залезть в теплую, расслабляющую ванну и побрить себе лобок, — ответил я.
И заработал пару минут очень красноречивой тишины. Но если отражение в боковом стекле не соврало, я видел невольную улыбку.
Любой консультант по карьерным вопросам скажет: моя работа требует «коммуникационных навыков». Говоря простыми словами, нужно нравиться людям. Быть в доску своим, рубахой-парнем и все такое прочее. Но как вы, наверное, уже догадались, я вовсе не рубаха-парень. Я людей ненавижу, но умею втереться в душу, заставить проболтаться. Как определил мой очередной мозгодер д-р Кен Шелтон 11 июня 1999 года, у меня дар манипулировать людьми.
30
Келли Кларксон (р. 1982) — американская и канадская певица и актриса.
И потому чем больше опрашиваемых мне удалось разговорить, тем сильней росли мои тревога и злость. К этому времени я уже, как клещ, вцепился в идею монстров-сектантов. Раньше ведь никогда не приходилось расследовать исчезновение сектантки, и я упивался новизной, наслаждался, как бомж неожиданно длинным окурком.
А после бесед со славными жителями Раддика мне все больше хотелось видеть в «системщиках» не монстров, а приятных людей. Если человеку месяц все улыбаются, он кинется обнимать и целовать первого же засранца с перекошенной от злобы мордой. Оттого я принялся дразнить горожан, тыкать под нос «Систему»: мол, вы что, раньше не замечали вот такое у вас под носом? И наблюдал со злобной радостью за реакцией.