Зовите меня Апостол
Шрифт:
Как он умудрился подлезть — до сих пор не представляю. Бочком, шажком — и вплотную, чуть не притиснулся, в глаза впялился, взгляд раскаленный добела, весь — сплошная нечленораздельная ярость. Отчего-то я был уверен: до драки не дойдет, рукоприкладства не будет, но случится нечто горше и гаже, много гаже.
Он дюйма на четыре ниже меня, ему пришлось голову запрокинуть, чтобы в глаза смотреть. Схватить мой взгляд, притащить, приварить к своим безумным зенкам. В мгновение ока и церковь, и толпа идиотов, и тусклое небо развеялись как дым, а остался только бешеный, звериный взгляд преподобного Нилла.
Молча ударил одной рукой меня в грудь, затем
— Бог любит тех, кто ненавидит!
Из пасти его несло лежалым сыром.
— От Адама! От Евы! От начала времен!
И полилась скрежещущая литания [43] обо всех ненавидимых, обо всех библейских проклятиях и убийствах: Каин, герои и чудовища, навлекшие потоп, Исав, Содом и Гоморра.
43
Литания — в латинском обряде разновидность молитвы, в которой различные призывания Бога и святых дополняются повторяющимися прошениями.
— Он наслал огонь на содомитов!
— Он уничтожил Ханаан!
Бесконечное славословие мстительному, кровожадному Богу, казнящему добродетель и награждающему обман. Богу, отдававшему предпочтение одним перед другими и всю историю человечества требовавшему в жертву праведников.
Это было нечто сюрреалистичное. Неописуемо гнусное. Глаза преподобного пылали гневом Страшного суда. Побагровевшее, злобно перекошенное лицо казалось маской из скверного фильма. Голос, потерявший остатки человеческого, бил как слепленный из тысяч ненавистей кулак.
Выбивал ладонями ритм по груди, и нес, и нес: бу-бу-бу, глазея, будто свихнувшийся гипнотизер.
И лилось перечисление всех бедолаг, уничтоженных Богом любви к ближнему.
Кажется, я был следующим в этой череде.
Затем наступила ошеломляющая тишина, наполненная ожиданием, словно все ждали сигнала стартового пистолета. Но случилось то, чего я меньше всего мог предвидеть, — подала голос Молли.
— Да вы, наверное, шутите?
Пока преподобный изливался, бедняжка нервничала, будто оказалась в автоинспекции наедине с очередью волосатых старых дальнобойщиков. И вот, ошарашенная, выступила, рыжая шевелюра горит огнем на закатном солнце. Смотрит на Нилла с отвращением и ужасом.
— Вы что, преподобный, совсем съехали? Мать вашу, вы серьезно? Вас же дети слушают! Вы хуже педофила!
Думаю, ей бы все сошло с рук, каждое слово, кроме «педофила». Именно «педофил» замкнул контакты. Это словно в тюремной камере назвать кого-то «петухом».
— Педофил? Совсем съехал? — прошипел преподобный, крутя пальцами у виска. — Ты знаешь, что бывает, когда Бог, сам Господь Всемогущий приходит в твой разум? Думаешь, можно остаться в здравом уме? Читай Библию, сука! Читай! Каждый сосуд Божий хрупок и недолговечен. Каждый!!!
— Некоторые и так уже потеряли представление о здравом смысле.
— Мисс, а вы забыли о вежливости! Но Господь Милосердный умеет наставить заблудших!
Нилл глянул в сторону громады Мальчика-с-пальчика. Тот шагнул вперед, занес руку для оплеухи…
И тут включились мои рефлексы.
Джонни Мальчик-с-пальчик слабаком не был. Огромный, на удивление
Мистер Мальчик-с-пальчик явно имел тюрьму за плечами и был способен, стиснув зубы, добиваться поставленной цели во что бы то ни стало. Но, по правде говоря, шансов против меня у него не было. Ни малейших.
Если вы долго занимаетесь спортом, вы поймете, о чем я. Даже если тешите себя иллюзиями. При мне три тысячи шестьсот восемьдесят семь недоносков объявляли себя «крутыми». По-настоящему крутых мордобойцев, насколько мне теперь видно, среди них насчитывалось штук шестнадцать. Лучшие из лучших обычно не треплются про свою крутизну (хотя при нынешней шумихе вокруг и около «боев без правил» хвастливую трепотню слышишь все чаще и от настоящих бойцов).
Если вы занимаетесь спортом, то знаете, насколько велики различия в силе и мастерстве между спортсменами. Точно так же и с любым мордобоем. Подумайте и поймете, насколько взаправдашние драки не похожи на киношные. Уж поверьте: вам точно не стоит попадать на ринг с типами вроде меня.
Мне ни в жизнь не завоевать доверия этих гадов, хоть бы я пять лет кряду лил слезы при одном упоминании имени герра Гитлера. Я для них повсеместно слишком: слишком умный, слишком подтянутый, слишком высокомерный. Своим я для них не стану. А значит, дело за вторым по силе средством в арсенале — страхом. Само собой, при встрече со мной на улице коленки у них трястись не начнут. Совсем нет. Дело в другом: на физиономиях этих парней прямо-таки написано их уголовное прошлое. Тюрьма у них в костях, а заодно и страх перед теми, кто туда сажает. Копы обременены множеством правил и процедур, и они выглядят для среднего американца белыми и пушистыми, пока этот средний не споткнется о закон и не попадет на мушку. А вот тогда они уже бьют с полного маха.
До сих пор я был незнакомцем. А через пару мгновений стану кем-то вроде копа — незнакомцем, на чьем лбу написано: лучше не задирайся. Который может здорово надрать задницу. С полного маха.
Умеющим драться чужаком, большим восклицательным знаком в их тесном, убогом мирке. Невеликим таким громом небесным, способным вбить в их головы смутное ощущение бед, неправильности того, во что они залезли по уши.
Когда у вас на глазах вашего гуру макают в грязь, это заставляет размышлять. Так что, может быть, они и задумались.
Я очень надеюсь.
Молли не успела получить оплеуху. Я перехватил руку Джонни, ступил под удар, крутанул, потянул — и громила, описав дугу, шлепнулся оземь. Он и пикнуть не смог — полетел за своей же ладонью по слегка подправленному мною пути.
А я стоял, свеженький, улыбающийся и расслабленный, будто вовсе не двинулся с места. Небольшое представление в духе Джета Ли [44] не повредит, если бьешь ближнего вразумления ради.
— Там, откуда я родом, — сообщил я доверительно, — никто, понимаете, никто и никогда не поднимет руку на белую женщину.
44
Джет Ли (р. 1963) — китайский киноактер, спортсмен ушу.