Зоя Космодемьянская
Шрифт:
— Далеко ли еще? — спросила Клава. — Ноги просто не слушаются. Посидеть бы.
— Нельзя, Клава, — Зоя тронула ее за локоть. — Знаешь, есть такая поговорка — дорогу осилит идущий.
— Поговорка-то хороша, только от нее не легче, — вздохнула Клава.
В ту ночь девушки не видели снов. Намаявшись за день, они спали как мертвые.
Утром, захватив ящики с толом, снова отправились на занятия.
Командир объяснял, как лучше устанавливать взрывчатку, как пользоваться взрывателями. Тол подкладывали под деревья, отбегали в сторону и прятались в ожидании взрыва.
Потом учились скрытно подползать к дотам и тоже закладывали взрывчатку в наиболее
Прошло несколько напряженных дней, и Зоя почувствовала, что устает меньше. Крепли мускулы. Кожа на лице и на руках огрубела, стала нечувствительной к холоду. Девушки освоились в новой обстановке, ближе узнали друг друга. Особенно нравились Зое неразлучные студентки-художницы Женя Полтавская и Саша Луковина-Грибкова, которую девчата между собой звали просто Луковкой. Обе веселые, задорные, неунывающие. Саша-то, оказывается, училась на курсах шоферов, умеет водить машину. Донором была. Пять лет отзанималась в своем художественном училище, подготовила дипломную работу. Как раз в октябре должна была защищать… Вот сколько успела, а она ведь почти ровесница Зои.
1
Один бетонный дот-бункер, возле которого тренировались добровольцы, сохранился до сих пор в лесу между станцией Жаворонки и новой окраиной Москвы, возле Кольцевой автодороги.
О себе Саша говорила так: «Рисовать люблю, и получается у меня. Но я кто? Я художник-ремесленник. По тканям. Фантазии у меня маловато. А вот Женя Полтавская — это да! Настоящий талант! Без всяких шуток, девочки. Знаете, как в характеристике у нее написано: «…исключительная одаренность, особые способности». И это, учтите, в нашем художественном училище так считают, где каждый второй чуть ли не гений! Музыку она знает, театр знает, по балетам меня водила». — «Сашка! Сейчас тяжелым в тебя запущу!» — грозила Полтавская. «Это за правду-матку? Черная неблагодарность!» — смеялась Луковка.
Зоя с любопытством приглядывалась к Жене. Ничего в ней такого, что говорило бы об особом таланте. Девочка худенькая, шея тонкая, волосы густые, темные, зачесаны на прямой пробор. Вот разве в лице есть нечто. Красивое, нежное, с тонкими чертами лицо. А глаза будто устремлены в себя, будто она все время напряженно размышляет о чем-то. А бывает, вдруг посмотрит на окружающих с таким изумлением, словно впервые увидела их, открыла для себя новое, очень важное. Женя носила тельняшку (Зоя, кстати, внимательно рассмотрела эту странную морскую одежду, даже потрогала. А что: очень тепло и удобно!). Саша Луковина-Грибкова посмеивалась над подругой: «Женька у нас всегда полосатая. Мечтает за моряка выйти».
«Безусловно, — отвечала Женя. — Моряки народ самый романтичный, самый яркий!» — «И самый коварный!» — не отступалась Луковка.
Так и подшучивали весело, необидно. К ним присоединялись в свободные минуты степенная Клава Милорадова, тихая, незаметная Софья Мартынова, молодая ткачиха Валя Зоричева. А Зое хорошо, легко было вместе с ними.
В тот вечер добровольцам разрешили развести на территории части костры: небольшие костры под кронами сосен. Зоя даже удивилась. Вдруг заметят с воздуха немецкие самолеты-разведчики или бомбардировщики, чуть ли не каждую ночь пытавшиеся прорваться к Москве. Потом сообразила: небо затянуто тучами. Если и скребется под облаками какой-нибудь
Командиры-инструкторы хотели, наверно, показать, как лучше развести огонь в сыром лесу, как подогреть консервы, вскипятить чай. Все это, безусловно, полезные навыки, но ведь у вечерних костров есть еще одна чудодейственная способность; объединять, сплачивать, сближать людей. Впервые парни и девушки, прибывшие в часть, собрались все вместе, сидели, отдыхая, пекли картошку, пили чай, вели разговоры. Пели негромко. Нашелся, конечно, и любитель рассказывать анекдоты. Было уютно и даже немножко празднично.
Только за маму у Зои душа болела, чего она там ни напридумывает, самые страшные мысли наверняка лезут ей в голову. Мама и представить не может, что Зоя греется сейчас у огня, среди друзей. И даже совсем недалеко от нее. Сколько здесь по прямой до Тимирязевки? Километров тридцать? Если подняться в светлое время на самую высокую сосну, то, пожалуй, Тимирязевский парк разглядишь, особенно в бинокль… Разве это расстояние! Вот увидела бы мама сейчас свою дочь, и гораздо легче стало бы у нее на сердце, и Зоя перестала бы беспокоиться.
Из темноты появился рассыльный:
— Космодемьянская?
— Здесь!
— В штаб.
Зоя не удивилась. В штабе побывали уже многие.
Таков порядок: с каждым новичком знакомился, беседовал командир или комиссар части Подробно о содержании бесед никто не рассказывал, но из слов девушек можно было понять что разговаривать с полковым комиссаром Дроновым Никитой Дорофеевичем было просто даже приятно Он не только расспрашивал, но и сам рассказывал о себе, вспоминал о службе в кавалерии, разные интересные случаи Он словно бы заряжал бодростью, хорошим настроением. А командир части майор Спрогис Артур Карлович — это сухарь. Или времени у него мало для разговора, или уж натура такая. Интересуется, каким видом спорта занимался. Имеешь ли значок ГТО или «Ворошиловский стрелок». Будто на соревнования отбирает.
Зоя попала как раз к Спрогису. Встретил он ее с безукоризненной вежливостью, скрывавшей все эмоции. Холодком веяло от него. Задавал обычные вопросы по биографии, ответы выслушивал с полным, казалось, безразличием. Только один раз Зоя поймала на себе его пристальный взгляд, почти физически почувствовала укол зрачками в зрачки: было такое ощущение, что майор разом оценил ее суть. Даже обидно стало Зое: экий провидец, не слишком ли он самоуверен?! Сидит тут психолог в натопленной комнате с плотно завешенными окнами. Сейчас, значит, про ГТО вопрошать начнет. Срезать бы его, заядлого спортсмена… Тут уж, видно, характер столкнулся с характером. Но Зоя-то, конечно, не знала, что опытный чекист Спрогис обратил на нее внимание еще в кабинете секретаря городского комитета комсомола. Он, член отборочной комиссии, сидел там в стороне от стола, присматривался, не задавая вопросов. И тогда еще понял, что из этой хрупкой на вид девочки получится настоящий боец.
— Космодемьянская, ты знаешь, какие дела предстоят, — сказал он. — За линией фронта может случиться все что угодно. Не боишься?
— Нет.
— Сейчас еще можно отказаться. Никто не узнает, никто не осудит. Вернешься домой. Но это последняя возможность. Потом будет поздно.
— Сколько можно об одном и том же! И в горкоме, и здесь. Я давно решила, и все!
— Желаю успеха, — майор поднялся. — Иди и готовься.
Когда Зоя спустилась с крыльца штабного домика, костры уже не горели. Было темно и тихо.