Зрительное восприятие в русской культуре. Книга 1
Шрифт:
Изучая социальную и культурную динамику нашей цивилизации, П. Сорокин выделял катакомбное искусство как наиболее чисто символическое и трансцендентное по форме и содержанию. «И действительно, самое раннее христианское искусство – катакомбное – было практически чисто идеациональным – символическим и трансцендентным как по форме, так и по содержанию» [36] . Основанием символотворчества этой эпохи была «неотмирная» ментальность, постигавшаяся посредством зрительно-образного восприятия. К осознанию невозможности формально-логического познания первопричины пришла религиозная гносеология IV–VI веков и «перенесла завершение познания в (высший его этап) сферу неформализуемых феноменов и неописуемых мистических действий» [37] . Проблема непонятийного, невербального (образно-символического) выражения сакральных сущностей начинает играть ведущую роль в развитии европейской культуры. Христианская философия (византийская патристика), как идеалистическая форма отражения поздней античности, продолжила её накопленный опыт раскрытия смыслов в наглядных
36
Сорокин П. А. Социальная и культурная динамика. СПб.: СПбГХГИ, 2000. С. 142.
37
Бычков В. В. 2000 лет христианской культуры sub specie aesthetica. Т. 1. Раннее христианство. Византия. М.; СПб., 1999. С. 287.
В системе общественных отношений была задействована практически вся зрительно-образная сфера культуры. Гносеологическая и онтологическая составляющие византийской культуры во многом моделировались посредством зрительного мышления. Сформировавшаяся в лоне этой традиции концепция иконического символа (образа) на несколько веков стала магистральным направлением религиозно-философской мысли. Все виды искусства генерировались одной «сверхидеей», наилучшим образом реализовавшейся в литургическом действии. Для этого использовался весь предыдущий опыт эмоционально-эстетической традиции.
Зрительно воспринимаемые предметы культа и сакральные символы богослужения, представляют собой двойную природу. Они одновременно и трансцендентны, и имманентны для мира сущности. Для человека это материальные (видимые) и духовные («незримые телесными очами») сущности в одном лице. Образ имеет и материальную (временную, смертную), и духовную (вечную, сакральную) природу одновременно. Поэтому его сущность антиномична, она не просто обозначаемое, но реально присутствующее обозначаемое. Форма такого образа – есть носитель «духовной силы». Например, икона Божьей Матери – «сама её есть». Поэтому символ не нуждается в словесной интерпретации. Наглядный символ – вечен, он не преходящ, и никуда не исчезает. Он не есть результат человеческого творчества и продукт разума. А поэтому, как утверждал Кирилл Александрийский, «рассуждение о Высочайшей всех Сущности и Ея тайнах оказывается делом опасным и для многих не безвредным» [38] .
38
Флоровский Г. В. Византийские Отцы V–VIII вв. Париж, 1933.С. 52.
Логическую завершённость обретают многие философские концепции, эволюционированные многовековой визуальной традицией. Философские аспекты формы и сущности, поставленные античностью и не получившие завершённости в теориях Плотина, Филона, Оригена, Климента Александрийского и неоплатоников, нашли своё продолжение в византийской онтологической эстетике. Для «великих каппадокийцев» (Василия Великого, Григория Назианзина, Григория Нисского) «высшая красота» была неизрекаемая словом истина, а значит, и не постижимая формально-логическим мышлением. «Часто, что ум не схватывает с помощью выслушанных слов, зрение, воспринимая не ложно, растолковывает яснее», – писал восточный патриарх Никифор.
В европейском общественном сознании в конце V века категориальный аппарат венчают первостепенные понятия: «зрительный образ» и «символ». Вершиной изобразительного искусства в ракурсе проблемы выражения трансцендентных сущностей становится зрительный образ, икона. В этом деле искусству иконописи не было равных. Исследуя это творчество, российский академик Б. В. Раушенбах обратил внимание, что «по представлениям того времени, созерцание является в известном смысле высшей формой познания <…> имеет безусловное преимущество перед логическим мышлением» [39] . Византийская философия, обнаружив антиномию между Ratio и Логосом, противопоставила эти методы познания. Проблема выбора стратегических средств познания оказалась причиной длительных богословских и философских споров, именуемых иконоборчеством. Европейское общественное сознание в течение нескольких веков сотрясали иконоборческие споры. По сути, шла интеллектуальная борьба двух мировоззренческих традиций, двух типов мышления: зрительного и формально-логического. Догмат иконопочитания, утверждённый в 787 году на Седьмом Вселенском соборе, философски доказал и установил полномочность зрительно-образного восприятия как первоисточника знания. Западная, латинская церковь осталась на позициях отрицания истинности такого суждения, признав его иррациональным. В память об этом событии в Восточной церкви был учреждён праздник «Торжество Православия».
39
Раушенбах Б. В. Геометрия картины и зрительное восприятие. СПб., 2001. С. 271.
Социокультурная парадигма восточноевропейской культуры характеризовалась нераздельным сосуществованием двух форм познания: созерцательного и формально-логического. Существенное отличие от западной традиции состояло в том, что методы рационального опыта и философского наследия использовались как вспомогательные. В византийской патристике философию провозгласили служанкой богословия, а зрительно-образное восприятие порой обретало первостепенную мировоззренческую роль.
Православие
Она парадоксальным образом сочетала в себе две мировоззренческие традиции. Это был и фонетический, и зрительный алфавит одновременно. Модель христианского мироустройства отразилась в зрительно-образной системе глаголицы. Глаголические буквицы по своей трансцендентной сущности – это «элементарные символы – структурные парадигмы, изображающие модели символической реальности, универсальные, и пронизывающие собой (своими реализациями) все сферы и горизонты реальности» [40] . Каждая буквица – это графический символ неизрекаемой сакральной сущности и одновременно – фонема. Первая буква «азъ» в форме креста, обозначает «начало и конец», знак и символ Иисуса Христа, «моя онтологическая сущность», «я» и т. д. Вся глаголическая система концептуально состояла из трёх фигур: креста, треугольника и круга, как символических первоэлементов христианской иконологии.
40
Хоружий С. С. Философский символизм Флоренского и его жизненные истоки // Историко-философский ежегодник. М.: Наука, 1988. С. 183.
Уникальная особенность первой славянской азбуки – явление в культуре не случайное. Оно стало следствием преобладания зрительного мышления у славянских народов. К IX веку славянская общность обладала высоким уровнем декоративного искусства, во многом опережающим западноевропейские аналоги. В своих исследованиях на это указывали Б. Рыбаков, Г. Вагнер, арабские источники и т. д. Зрительно-образное восприятие в ней доминировало. Поэтому для успешной проповеди, имевшей отношение к словесной традиции, понадобилась специальная азбука, сочетавшая в себе две традиции. Когда в Западной Европе в VII–IX веках ещё господствовали «варварство и дикость», византийское любомудрие «создаёт трактаты Синайского исихазма”, где зрело и цельно представлено новое видение человека и открываются многие закономерности работы сознания, сферы эмоций, процессов интеллектуального созерцания…» [41] . Созерцание «неизрекаемых сущностей» в православных концепциях превосходило по значимости чтение философских трактатов на Западе.
41
Хоружий С. С. Исихазм // Аннотированная библиография. М., 2004. С. 554.
Световая эстетика, как «теория созерцания», выражала высшую ступень познания. Впоследствии она была дополнена в трудах Симеона Нового Богослова и Григория Паламы. Симеон обнаружил высшую степень познания в слиянии световой сущности объекта с субъектом познания. В его трудах, поднявших византийскую мысль на новый уровень, переживания от эстетического созерцания непостижимы умом, они несут в себе великую радость и даруют человеку высшее знание. При этом внешняя, страстная красота – это красота греховная. Созерцание истинной красоты (Aesthetica interior) для Симеона – это духовный путь и совершенствование личности. Процесс зрительного восприятия этого феномена наполняет человека «неизглаголанной радостью, миром, превосходящим всякий ум, наслаждением и удовольствием и веселием в ненасытной сытости» [42] . Наиболее полно эта теория раскрылась в теории исихазма великого восточноевропейского мыслителя Григория Паламы. Эпоха Возрождения, наступившая на Западе, мировоззренчески противостояла процессам, происходящим в Византии. Это ярко проявилось в спорах Варлаама Калабрийца и Григория Паламы о природе «нетварного», т е. трансцендентного, света. Номиналист Варлаам стремился доказать, что «нетварный свет» есть продукт сознания. С помощью аристотелевой диалектики он пытался опровергнуть способ познания «нетварного света» посредством духовного зрения. Победа Григория Паламы в этом споре в очередной раз стала торжеством восточноевропейского типа зрительно-образного восприятия над западноевропейским формально-логическим типом мышления. Узрение невещественного света было главной целью монахов-исихастов, практика исихии возобладала во всех монастырях Византии, а её мировоззренческую модель полностью восприняла московская духовная культура XIV–XV веков. Световую эстетическую традицию как единственно истинную христианскую, по мнению Павла Флоренского, опытно и теоретически развили подвижники русского православного исихазма (Нил Сорский, Серафим Саровский) и продолжили современные богословы (о. Софроний Сахаров, С. С. Хоружий и др.).
42
Симеон Новый Богослов. Слова преподобного. М., 1890–1892. Вып. 1–2. С. 203.
В итоге можно сказать, что были заложены две основные научные стратегии осмысления восприятия. Европейская философия развивала логико-вербальные структуры мысли. В это же время восточноевропейская социокультурная парадигма характеризовалась нераздельным сосуществованием двух форм познания: созерцательного и формально-логического. Её существенное отличие от западной традиции состояло в том, что методы рационального опыта и философского наследия использовались как вспомогательные. Например, в византийской патристике философию провозглашали служанкой богословия, а зрительно-образное восприятие в культуре обрело первостепенную мировоззренческую значимость. В православной культуре визуальная и вербальная традиции присутствовали в гармоничном соотношении. Вместе с тем наметившийся в эпоху Возрождения поворот в сторону вербальной традиции, способствовал секуляризации восточноевропейской культуры и развитию научных знаний.