Зуб дракона
Шрифт:
— Ну да. — Антигона скептически надула щеки. — Практически.
Сайрус засмеялся.
— А может быть, они в канун Рождества отвлекутся так же, как и все остальные, и даже не заметят, что мы ничего не выучили. А если и это не сработает, мы поселимся тут на птичьих правах вместе с Ноланом. Кстати, где он?
Антигона встала.
— Понятия не имею. Но я хочу завтрак, зубную щетку и нормальную ванную. Хочу другую одежду и хочу узнать, где тут прачечная. И еще, что нового выяснил Руперт. И когда нам можно будет навестить маму.
Она сунула листок со списком Хранителей
— Сай, пошли. Ты уже одет.
Когда они вышли в главный коридор Галерии, Сайрус остановился, отчаянно зевнул и почесал голову. Его волосы торчали во все стороны, как перья на утиной заднице, и были такими же грязными и водостойкими от сала. Но ему было плевать. Он хотел только одного — опереться о стену и спокойно заснуть. Антигона взяла его за руку и потащила за собой.
Он равнодушно смотрел, как сменяются расписные потолки, врезался в людей по дороге и невнятно бормотал извинения. Но когда они миновали кожаную лодку на пьедестале, глаза сами собой сфокусировались на коридоре, который, как он теперь знал, вел к двум черным дверям и человеку с дыркой во лбу, сидящему на колонне. Это происшествие теперь вспоминалось как дурной сон, и на секунду он даже задумался, не стоит ли рассказать сестре о том, что он видел. Но только на жалкую секунду.
В коридоре было полно народа, и Антигона медленно шла впереди Сайруса. В основном все двигались в одном направлении — к столовой. Но некоторые уже уходили по делам — женщины, дожевывающие кексы, с саблями под мышкой, мужчины в летных костюмах с кусочками бекона в зубах, компании девочек и мальчиков в белой форме. И у всех без исключения на поясе висело оружие. Прохожие смотрели на Сайруса, на его заспанное лицо и нелепые волосы, и улыбались.
Где-то дальше по коридору зазвенели маленькие колокольчики, и звон эхом отдавался от стен. Поток людей на секунду замедлился, а потом разделился. Антигона поняла, что это их шанс.
Выпустив руку брата, она понеслась по образовавшемуся в центре проходу. Сайрус едва поспевал за ней; она повернула за угол и направилась прямо к дверям столовой. В десятке метров от нее в другую сторону двигалась группка монахов. Десять мужчин в коричневых рясах, подпоясанных бечевкой, шли в ногу, напевая что-то на непонятном языке. Второй в ряду звенел в маленькие колокольчики. Толстый лысый монах впереди держал толстую зеленую бамбуковую жердь и шлепал ею по рукам и ногам тех, кто попадался у них на пути. Подняв глаза, он увидел Сайруса с Антигоной, и в его маленьких глазках зажегся недобрый огонек.
— Пошли! — Антигона схватила брата за руку и потащила к двери.
Выплюнув какое-то неразборчивое возмущенное ругательство, толстый монах коршуном понесся в их сторону, чтобы отхлестать жердью. Антигона подбежала к дверям и ворвалась внутрь. Монах, вопя, прыгнул за ней и отбросил Сайруса в сторону. Смех и шум в столовой затихли, и все головы повернулись в их сторону.
Монах схватил Антигону за футболку, поднял свой хлыст, замахнулся и обрушил его девочке на основание шеи.
Сайрус увидел удар, увидел, как сестра осела на колени, и с него спали остатки
— Porca spurca![3] — взвизгнул монах, снова поднял жердь, но Сайрус уже стоял над упавшей сестрой. Он поймал следующий удар на поднятое предплечье, и от злости даже не почувствовал боль. Монах снова ударил его, на этот раз по ребрам.
Хлыст отскочил в сторону, и Сайрус со всей силы ударил монаха в пах, но попал вместо этого в его низко обвисший живот.
Монах всхлипнул, согнулся пополам и упал.
Сайрус подскочил к жерди и выдернул ее из рук фанатика. Вытянувшиеся лица других монахов наблюдали за ним сквозь стеклянную дверь, и сотни завтракающих людей смотрели, раскрыв рты от удивления. Под их взглядами Сайрус поднял жердь и замахнулся ею, как бейсбольной битой. Монах тяжело хрипел, и его голова болталась перед мальчиком как праздничная игрушка, которую надо расколоть, чтобы посыпались конфеты. Сайрус заколебался. Потом он опустил руки и сломал жердь об колено.
Она с легкостью раскололась, и два обломка полетели в сторону, попав в поднос с сосисками.
Монах рухнул на пол.
Сайрус, весь кипя, как вулкан, сжал зубы, перешагнул через распростертого монаха, сжимая в руках то, что осталось от хлыста, и наклонился к нему.
— Больше никогда не смей трогать мою сестру. Никогда! — сказал он.
Затем посмотрел на остальных монахов и швырнул остатки жерди к их ногам.
— Сай, пойдем. — Антигона уже была на ногах и, прикрывая ладонью ушибленную шею, тянула брата за рубашку.
Сайрус развернулся. На него неотрывно глядели сотни пар глаз. Кто-то даже вскочил с мест, но все произошло слишком быстро, чтобы можно было вмешаться. Так что теперь доброхоты медленно оседали на свои стулья.
Стоя у дверей кухни в своем неизменно светлом костюме, Сесил Родес расплылся в злорадной улыбке и картинно зааплодировал.
Антигона протащила Сайруса мимо буфета. Щекастый мужчина в тесном летном кожаном жилете отступил в сторону, пропуская их и тщательно разглядывая потолок, пытаясь избежать взгляда в глаза.
Антигона торопливо подала Сайрусу тарелку и еще одну взяла себе. На ее шее проступил широкий алый рубец. Сайрус посматривал на толпу, которая потихоньку возвращалась к оставленному завтраку.
— Сай, мы пришли завтракать, и мы будем завтракать. Мне плевать, что они думают.
Она выкинула куски бамбуковой жерди с блюда с сосисками и насыпала порцию Сайрусу на тарелку.
— И все-таки, спасибо тебе. — Она улыбнулась ему и продолжила, понизив голос до шепота: — Ты только что поднял руку на монаха.
Сайрус поставил тарелку на место и потер предплечье. Злоба стихала, уступая место саднящей боли. Он улыбнулся сестре.
— Это был не я. Ты же знаешь, я не утренний человек. Утром вместо меня просыпается кто-то другой и делает все нужные вещи.
— Нет, — возразила она. — Самое страшное, мне кажется, в том, что утренний ты и есть ты настоящий. И чем старше ты будешь становиться, тем чаще ты будешь вот таким.
— О боже, — шутливо испугался Сайрус. — Надеюсь, это вранье. Потому что утренний я либо слишком усталый, либо слишком злой.