Зубных дел мастер
Шрифт:
— Убедились, что я не вру? — поинтересовался Кир.
— Не торопитесь, — сказал ему майор. — Мы не закончили. Идемте в гардероб, покажете свой шкафчик. Понятые, вы с нами!
И шкафчике ничего крамольного не обнаружили.
— Куда выбрасываете мусор? — спросил майор Людмилу Станиславовну, которая от них не отставала.
— Мы — в урны, а санитарки позже — в бак.
— Показывайте!
Обэхэссесники заглянули в урны, затем — и в бак. Копаться в гипсовых обломках все ж не стали — побрезговали. Кир похвалил себя, что не погнушался засыпать ими сумку — иначе бы не отвертелся. Приметной
— Осталось место жительства, — сказал майор и посмотрел на Кира: — Ведите в общежитие.
— Я там прописан, но проживаю у знакомых, — покрутил он головой. — Они уехали в заграничную командировку и попросили за квартирой присмотреть.
— Где это?
— Тут неподалеку, буквально рядом с вашим РОВД.
— Поехали!
— Понятых отпустим? — спросил Яскевич у майора.
— Раз неподалеку, то не стоит, — ответил тот. — Пока других найдем… Ведь будний день, и люди на работе. Подпишут общий протокол. Надеюсь, граждане не возражают?
Те, может быть, хотели возразить, но побоялись. Оделись, загрузились в «волгу» и поехали. Людмилу Станиславовну не взяли, она и не просилась. Пальчевский лично вел автомобиль. Припарковался у подъезда, указанного Киром, и поднялись по лестнице к квартире. Там обыск вновь не затянулся — проверили шкафы, одежду в них и шкафчики на кухне. Произвели и личный обыск Кира. Яскевич заглянул в сливной бачок на унитазе, но ничего нигде не обнаружили.
— Что в этой комнате? — спросил майор, толкнувшись в запертую дверь зала.
— Знакомые оставили здесь вещи, а дверь закрыли, — ответил Кир. — У меня нет от нее ключей.
— Придется взламывать замок.
— Ломайте! — разозлился Кир. — Но укажите это в протоколе, чтобы потом, когда вдруг что-то пропадет, ко мне претензий не было. Пусть обращаются в ОБХСС.
Майор набычился, но тут помог Яскевич.
— Разрешите я проверю? — спросил Пальчевского и, получив кивок, достал свой небольшой фонарик. Включил его, прилег на пол и посветил им в щель под дверью. — Пыль на полу, — сказал поднявшись. — Слой толстый, ровный и никем не тронутый. Сюда не заходили много месяцев.
— Ладно, — сморщился майор. — Займемся протоколом.
Его составили на кухне. Кир прочитал его и подписал, а вместе с ним и понятые. Майор их отпустил, а Киру заявил:
— Поедете с нами в РОВД.
— Зачем? — он удивился. — Ведь ничего не обнаружили.
— Там скажем. Мы с вами не закончили.
Ну, делать нечего — поехали. В РОВД Кира сдали под присмотр дежурному, а тот определил задержанного в так называемый «обезьянник» — помещение, отгороженное решеткой от потолка от пола. Перед этим Кира обыскали, забрав все вещи, оставив только носовой платок. Изъятое вписали в протокол. Кир не возмущался — глупо, к тому ж был занят. Дрон, сев на дерево, напротив кабинета начальника отделения БХСС, транслировал звучавшие там разговоры, а это было интересно. Пальчевский, отпустив Яскевича, снял трубку телефона и набрал на диске номер. Порядок цифр дрон зафиксировал и сообщил задержанному.
— Иван Михайлович, — говорил начальник отделения, — Пальчевский беспокоит. Провели мы обыск у Чернухи и ничего не обнаружили — как в поликлинике, так и по месту проживания. Нет ни одной зацепки.
—
— Да, все прощупали, не сомневайтесь. Мой опер — ас в подобных делах: такое находил, причем, в местах, где не подумаешь искать. Чернуха чистый. Возможно, что его предупредили о предстоящем обыске, но кто? Ручаюсь за своих, к тому же никому не говорил об операции и даже оперу сказал в машине, когда поехали в поликлинику. У нас не протекло.
— У нас тем более, — ответил собеседник.
— Тогда в чем дело? Чернуха не похож на деловара — при обыске совсем не волновался. Живет довольно скромно — мы не нашли ни денег, ни драгоценностей, ни дорогих вещей. Нет телевизора, магнитофона, даже транзистора, что для пацана довольно странно. Сберкнижки тоже нет.
— Возможно, деньги пропивает.
— Не похоже. В квартире прибрано, пустых бутылок мы не видели, хотя он нас не ждал. Есть пара полных с коньяком, но они не тронуты. Скорей всего, что подношения от пациентов, но за такое не зацепишься. Одежда у него хорошая, но не сказать, чтоб очень дорогая — вполне бы мог купить и на зарплату. Сам Чернуха утверждает: его оклеветали, что вполне возможно. Я задержал его на три часа, но по истечении их придется отпустить, поскольку нет оснований отправить в ИВС на трое суток. Мне нужно прокурору сообщить о задержании, а что я напишу? Голяк!
— Не торопитесь отпускать, Вилор Владленович, — заволновался собеседник. — Я к вам сейчас приеду. Поговорим без телефона.
Оставалось ждать — похоже, скоро разъяснится, с чего им вдруг заинтересовался ОБХСС. В «обезьяннике» помимо Кира сидели двое пьяных хулиганов с разбитыми физиономиями, они бухтели, что-то выясняя, и грязно матерились. Кир морщился, но не встревал — да ну их, алкоголиков! — и думал о своем. Его, конечно, кто-то сдал — материалы и протезы искали только у него. Доносчик из ортопедического отделения? Сомнительно. Ему завидуют, но не до такой же степени, чтоб навести на техника милицию. В халтуре все замазаны без исключения. Проговорился кто-нибудь из пациентов? Возможно, но почему Пальчевский промолчал о нем? Такое впечатление, что майору приказали наехать на Чернуху. Но кто?
Загадка разъяснилась скоро. В дежурку РОВД зашел мужчина лет тридцати пяти на вид, одетый в штатское (Кир видел это сквозь решетку, отделявшую их камеру от помещения, где за столом сидел дежурный офицер) и предъявил дежурному раскрытое удостоверение. Тот рассмотрел его и встал.
— Вас слушаю, товарищ капитан!
— К Пальчевскому, — сказал вошедший. — Он у себя?
— Так точно!
«А капитан не из милиции, — подумал Кир. — Перед Пальчевским так дежурный не тянулся. Из Комитета, что ли?»
Тем временем незнакомец добрался к кабинету начальника ОБХСС, и дрон стал транслировать их разговор.
— Какие затруднения, Вилор Владленович?
— Как говорил по телефону, при обыске у фигуранта ничего не обнаружили, — отвечал Пальчевский. — Нет оснований к задержанию на трое суток.
— Будут, — пообещал таинственный капитан. — Есть у меня свидетель, который подтвердит железную улику. Чернуха сделал для его жены металлокерамический протез на 24 зуба, за что взял с женщины 500 рублей. Понятно, положил себе в карман.