Зултурган — трава степная
Шрифт:
— Сяяхля, выходи в круг! Сяяхля, выручай наш хотон! — раздались шутливые возгласы.
И тут в середине круга появилась Сяяхля. Она была одета уже в другое платье — белое, с тонким узором по предплечью и подолу. Тихо и плавно обошла неширокий пятачок. Нарме казалось, что она не танцует, а как бы парит под музыку домбры. Так покачиваются тонкие камышинки под набегом волн, когда озеро едва колышется под дуновением ветерка. Ничего такого особенного и не выделывала она, но каждое движение рук, поворот головы, нежная улыбка казались парню исполненными глубокого смысла.
Четыре раза ровесники вызывали в круг Нарму и столько же раз Сяяхлю. Это был их вечер, они были здесь князем и княгиней. Все радовались этому редкому зрелищу, как дети.
Время перевалило за полночь. Гостям и собравшимся на посиделки однохотонцам подали чай. После такого угощения веселье полагалось продолжить.
— А ну-ка все на улицу! — озорно выкрикнула Сяяхля. — Будем играть в цаган-модн! [43]
— Ура! — завопили те, кому эта мысль пришлась по душе.
Нарма заметил: с Сяяхлей никто здесь не спорил. В восторженных взглядах сверстников и подружек она купалась, словно рыбка в прозрачной водице.
Горяча у молодых людей кровь! Юность не знает устали, как птица в полете. Всю ночь пляска, игрища, хороводы, а на заре — и об этом все они помнят! — с тяжелым подойником от буренки к буренке. Молодым все нипочем! Зови домбра в круг на другой вечер — слетаются такие же румянощекие и свежие. И энергии хватит не только на два затяжных вечера! И сил вроде как прибавится — не убавится! Уставшая от шума-грома гага уже пузыри пускает во сне в подушку, а юные гости ее на улице все начинают сначала!
43
Цаган-модн — национальная калмыцкая игра с мячом.
По весне, когда коровы линяют, наскребут парни у рябых коров [44] шерсти посветлее, сваляют мяч размером в добрый кулак. В шерсть закатывают что-нибудь тяжелое, придающее мячу вес, однако не железку… И начинается одна из самых азартных игр — цаган-модн.
Выбегают с мячом в степь, разбиваются на две группы. Один из вожаков, когда все встанут по своим местам, сильно бросает мяч и подает сигнал к началу. И тут первый, кому достался мяч, должен действовать изворотливо и осмотрительно, чтобы пронести цаган-модн в стан своих. А соперники стремятся во что бы то ни стало отобрать мяч. Невелик тот мяч, а крику и хохоту вокруг него, веселой возни, озорства хватает на всех, — и для того, кто бегает, и кто наблюдает за игрой. Здесь молодежь не только испытывает силенки, но и развивает сноровку, потому что играют в мяч пареньки и девушки разных возрастов, иной раз с разницей в два-три года.
44
Белых коров калмыки не держат. Появление белого теленка считалось не к добру.
Мяч мячом, но вот парень с победным криком устремляется за верткой, быстроногой девушкой и, отдалившись от остальных, успевает ей что-то шепнуть. А девушка, снуя перед глазами, как мышка, увертывается от горячих рук преследователя, отчаянно взвизгивает, а потом тоже кинет парню словцо-другое, да так, что издали не понять: шутка ли это или выстраданное наедине, вызревшее в душе заветное слово, от которого захватывает дух у парня.
Но — чур! Никому не полагается прислушиваться к этим мимолетным объяснениям, если они происходят за игрой в цаган-модн. Лишь бы не вела себя эта пара слишком развязно: юноша не распускал бы более положенного рук, а девушка не казалась чересчур доступной. Неважно, что они, бывает, порядком удалятся ото всех, погоня есть погоня: что это за девушка, которая, овладев мячом, так просто упустит его!.. Всю свою прыть вложит озорница в ноги,
Поцелуй, правда, это уже чересчур! До такого старались не доходить. Преждевременным поцелуем, да еще на глазах у людей, можно все в один момент перечеркнуть. Пойдет молва, и родители уже не посчитаются с волей нарушивших запрет, будут решать сами, за кого отдать их целованную дочь. Чаще всего поступят наперекор нетерпеливцам, в назидание другим, подрастающим детям.
Ночь, когда молодежь устремилась по зову Сяяхли в степь, удалась не очень светлой. Месяц поиграл ясным ликом с вечера, а затем небо притуманилось, землю окутал сумрак. Нарма, удививший ровесников пляской, никогда не мог потягаться в беге. А здесь мяч то и дело попадался в руки проворной быстроногой Сяяхли — девушка и в этом не уступала другим или не хотела уступать сегодня.
Но вот каким-то чутьем Нарма угадал, что ему нужно сейчас, именно в эту минуту догнать Сяяхлю. Гибко изогнувшись, она увернулась от назойливого преследователя, отбежала в сторону Нармы, подразнила его мячом, как бы приглашая догнать. Нарма подскочил на месте и ринулся вслед — и почти тут же понял, что не угнаться ему за стремительной Сяяхлей.
Но сзади слышались подбадривающие крики. Гнались за Сяяхлей и еще двое дюжих парней. Вот один упал, зацепившись ногой за кочку, другой набирал скорость, был посильнее. В сумерках Нарма угадал Пюрвю: широкоплечий, большерукий, он бежал, не сбавляя скорости, загребая воздух ладонями, как веслами на воде.
— Пюрвя! — попросил Нарма соперника, дыша ему в затылок. — Оставь! Дай мне догнать! Ну, я тебя прошу!
— Как бы не так! — недобро покосился через плечо Пюрвя. — Не во всем тебе быть первым!
«Вот почему он просится у старшего табунщика проведать гагу!» — догадался Нарма. Злость прибавила сил. Нарма стал замечать: Пюрвя отстает… Вот они уже поравнялись, бегут рядом. А Сяяхля, будто степная серна, мчалась впереди своих преследователей, недостижимая ни для кого. Наконец Пюрвя, ругнувшись с досады, пропустил Нарму вперед, хотя было мгновение перед этим, когда выбившийся из сил Пюрвя хотел остановить соперника, раскинув руки, но Нарма с такой яростью посмотрел ему в залитое потом лицо, что Пюрвя отшатнулся. Нарма поймал себя на мысли, что если бы пришлось схватиться в драке, он готов был перегрызть сопернику горло.
Пюрвя стал отставать, впрочем не прекращая бег, а Сяяхля в своем белом платье уже не бежала, а как бы порхала, как ночная бабочка над землей. Вот-вот совсем оторвется и улетит в небо. «Все равно будешь моей, небесное создание!» — внушал себе Нарма. Пюрвя окончательно вышел из игры. Это почувствовала или заметила Сяяхля, уведшая того, кого хотела, подальше от остальных парней и девушек. И вдруг она упала, разбросав по траве руки, похожие на лебединые крылья.
— Где мяч? — спросил Нарма, тяжело дыша, рухнув рядом на колени.
Сяяхля насмешливо проговорила:
— Это ты за мячом так долго бегал по степи?
— Нет, я бежал за тобой! — простодушно оправдывался парень. — Я готов так бежать всю жизнь, но боюсь, что ты однажды оторвешься от земли и улетишь в небо!
— Зачем же нам небо, Нарма, когда на земле столько красоты!..
Сяяхля словно оборвала себя — и вдруг притянула к себе голову парня и поцеловала между бровей.
Нарма обалдел от счастья. В голове у него все перепуталось: «Не дай бог, кто увидел! Пропали оба!..»