Зверь из бездны том I (Книга первая: Династия при смерти)
Шрифт:
— Ну, не проклажайся, — оборвал Меркурий, — марш вперед и доложи о нашем приходе.
Нарцисс хотел было еще малую толику польстить господину своему, но Меркурий снова прикрикнул на него, чтобы поспешил, и, так как он все еще мялся, то подогнал его жезлом. По такому приказу Нарцисс помчался быстрее [ветра]. Дорога под гору, катись себе вниз [шаром]. Поэтому, даром что был подагрик, он, в одно мгновение ока, очутился у врат Адовых, где лежал Цербель или, как зовет его Гораций, bellua centiceps (стоглавый зверище). Он вскочил, заметался и престрашно ощетинил косматую шерсть свою. Нарцисс малость оробел: он был большой любитель маленьких беленьких
— Изволит жаловать Клавдий Цезарь!
И, в тот же миг, выбежало множество людей, и все они, отбивая такт в ладоши, дружно запели:
, .
(Мы его нашли, нашли —
Ай люли, люли, люли!)
Тут были: К. Силий (десигнированный консул), Юрий, префект преторианский, Секст Травл, М. Гельвий, Трог, Котта, Веттий Валент, Фабий, римские всадники, казненные по интригам Нарцисса [в прикосновенности к делу Мессалины]. Дирижировал хором их пантомим Мнестер [долговязый красавец], которого Клавдий, по эстетическим соображениям, нашел нужным укоротить [на одну голову]. Вот уже и к Мессалине добежала молва, что Клавдий пожаловал. Первыми из двора ее прибежали вольноотпущенники Полибий, Мирон, Гарпократ, Амфей и Феронакт: всех их Клавдий, в свое время, послал сюда про запас, чтобы, где бы то ни было [хотя бы даже и в аду], не остаться без свитских холопов. Затем следовали два префекта, Юст Катоний и Руф, сын Помпея. Затем друзья: Сатурний Люсций, Педо Помпей, Лун и Целер Азиний, консуляры. Наконец, дочь его брата, дочь его сестры, его зять, тесть, теща — чуть что не вся родня в полном составе. Все они целой ордой устремляются к Клавдию, а он, узнав их, радостно восклицает:
— « » (Ба! Знакомые все лица!). Как вы сюда попали?
Тогда Педо Помпей:
— Что? Ах, ты, изверг рода человеческого! Как мы сюда попали? Да кто же и упрятал нас в эти места, как не ты, истребитель всех друзей своих? Пойдем на суд [приятель]. Я тебе покажу, где раки зимуют.
XIV. И потащил его перед трибунал Эака, которому подсудны были уголовные дела, предусмотренные Корнелиевым законом о смертоубийствах (lex Cornelia de sicariis). Педо, в законном порядке обвинения, требует зарегистровать имя подсудимого представляет обвинительный акт: «Умерщвлено Клавдием сенаторов 30, всадников римских 325 да и с хвостиком, остальных граждан — (сколько в мире песчинок и пыли).
Клавдий, в сильном испуге, водит вокруг себя глазами, изыскивая, нет ли в толпе адвоката, которому можно было бы поручить свою защиту, но не находит [охотников срамиться на безнадежном деле]. Наконец выступает вперед П. Петроний, старший компаньон его по выпивке, мужчина красноречия необыкновенного — не хуже, чем сам Клавдий! — и требует, чтобы его допустили к защите. Эак отказывает. Педо Помпей с большим азартом произносит обвинительную речь. Петроний порывается возражать. Но Эак, который в суде своем руководствуется лишь законом высшей справедливости, лишает защиту слова и осуждает Клавдия, выслушав одну только противную сторону. А, в виде мотивировки, предлагает мораль.
,
(Как осуждал, так и сам осужден: вот закон наш и правда!)
Воцарилась мертвая тишина. Все онемели от восторга, потрясенные этим юридическим новшеством, либо перешептывались, что никогда еще не было такого [великолепного судопроизводства]. Одному Клавдию оно казалось более несправедливым, чем новым.
Однако [по зрелом размышлении] решили: никому из этих ветеранов льготы не давать — [единственно затем], чтобы Клавдий не вообразил [в силу прецедента], что и ему когда-нибудь будет амнистия. Постановляют изобрести для него новый вид каторжной работы, — такой, чтобы труд был совершенно напрасен, а, в то же время, соответствовал бы какой-либо из его страстишек, [дразня его] без конца и удовлетворения. И, в силу того, Эак определяет:
— Играть ему [до скончания веков] в кости, бросая их из дырявого стаканчика!
И в тот же миг Клавдий принялся за игру — он кости ловит, а они от него ускользают, и ничего у него не выходит.
XV. Каждый раз, что хотел бросить кости стаканчиком звонким, —
Ан, уж они сквозь дырявое дно провалились.
Снова сбирает он их, сыграть не теряя надежды,
Снова намерен тряхнуть, но, ах! напрасны усилья
Снова измена! бегут обманщицы кости
И, как мошенников сброд, ускользают сквозь пальцы.
Так-то Сизиф, чуть докатит к вершине свой камень,
Снова роняет с хребта его недоносную тягу.
Как вдруг, откуда ни возьмись К. Цезарь и заявляет претензию, чтобы Клавдия возвратили ему, как его бежавшего раба. В доказательство своих прав, он приводит свидетелей, которые подтверждают, что, действительно, видали, как К. Цезарь угощал Клавдия плетьми, палками и зуботычинами. Эак отказывается от своего приговора [как произнесенного над неправоспособным], и Клавдий присуждается в собственность К. Цезарю. А тот подарил его своему вольноотпущеннику Менандру, а Менандр определил его себе под начало канцелярским служителем в регистратуру цезарева суда.
II
Примечание к переложению
«ОТЫКВЛЕНИЯ»
1.Заглавие , Отыквление, сохранено Дионом Кассием, LX, 35. «Л. Юний Каллион, брат Сенеки, всегда отзывался (об апофеозе Клавдия) в самом забавном тоне; а сам Сенека даже сложил сочинение, называемое , или обожествление бессмертного» Но в Сан-Галенской рукописи, лучшем списке сатиры, дошедшем от X века, этого заголовка нет. Памфлет называется в ней: Divi Claudii , Annaei Senecae per saturam.
Вопрос о принадлежности сатиры Сенеке будет подробно рассмотрен в 4-м томе «3. из б.» в главе, посвященной обзору литературно-философских взглядов этого государственного человека.
2. В канун кануна октябрьских ид, ante diem tertium idus octobris — 13 октября.
3. В консульство Азиния Марцелла и Ацилия Авиолы: 54 год по Р. X., 807 римской эры.
4. Anno novo, initio saeculifelicissimi, т.е. в начале принципата Нерона. Это первая лесть памфлетиста по адресу молодого принцепса. Потом ее будет много.
5. Aut regem, autfatuum nasci oportere. Смысл пословицы: на свете счастлив только тот, кто властвует, а из остальных только тот, кто настолько глуп, что положения своего не понимает, «Дуракам счастье». Близкая с этой латинской, греческая пословица , равносильна нашей «дуракам закон не писан».