Зверь из бездны
Шрифт:
— Если выбрал свой путь — так не топчись на месте, а иди, — вкрадчиво посоветовали сзади.
Лешко обрадованно обернулся — и никого не увидел. Вокруг возвышались деревья, с виду вполне обычные деревья, без щупалец и хищных пастей. Земля была надежно укрыта слоем прелой почерневшей листвы, сквозь которую пробивалась желтая трава.
— Кто это? — спросил Лешко, насторожившись; возможно, этот мир собирался устроить ему очередную пакость. — Это ты, Вергилий?
— А ты кто? — спросили в ответ.
Голос шел откуда-то снизу, от слоя опавших листьев, но говорившего не было видно. Лешко всмотрелся,
«Понятно. Сбыкновенный невидимка, — подумал Лешко. — Самый обычный невидимка. Почему бы и нет? И почему бы не расспросить у него о Биерре?»
Памятуя о советах Вергилия, он держался настороженно и был готов в любой момент положиться на собственные быстрые ноги — попробуй-ка потягаться с невидимым противником!
— Я Станислав Лешко, — сказал он, не спуская глаз с того места, откуда слышался голос. — Ищу дорогу в Биерру.
— Станислав Лешко… — пробормотал невидимый собеседник. — Странно. С чего ты взял, что твое имя Станислав Лешко?
Лешко озадаченно потер переносицу. Ему не очень-то хотелось вступать в дискуссию с невидимым оппонентом; было у него сильное подозрение, что дискуссия никакой пользы ему не принесет. Но, может быть, удастся разузнать, как найти Биерру…
— У людей так принято, что дети носят фамилию родителей, — назидательно сказал он, выделив голосом: «у людей». — Родители дают имя сыну или дочери. Фамилия моих родителей — Лешко. Поэтому я тоже Лешко. А имя у меня в честь деда: Станислав. Если угодно, Станислав Гжегош Анна Лешко. Понятно?
— Понятно, — не сразу отозвался невидимка. — Точно так же и я могу сказать, что мое имя — Тетраграмматон. Или даже Фохат. Я не о том.
Невидимый собеседник замолчал, ожидая, вероятно, что Лешко спросит: «А о чем?» Но Лешко тоже молчал, по-прежнему оставаясь начеку и предоставив невидимке самому ответить на свой же вопрос. И невидимка ответил:
— Я о том, что, может быть, и на самом деле существовала или существует некая личность, названная после воплощения Станиславом Лешко. Но почему ты уверен в том, что тот, кто стоит здесь, — я имею в виду тебя — и есть тот самый Станислав Лешко?
— Память. Осознание собственной личности.
— Это не критерий, — возразил невидимка. — Если общаться на низшем уровне, то можно сказать так: форму можно заполнить любым содержанием. Содержание можно менять. Сегодня ты Тетраграмматон, завтра — Фохат. И наоборот.
— Стоп, тут противоречие, — сказал Лешко, незаметно для самого себя втягиваясь в разговор. — Если так рассуждать, то сейчас я именно Станислав Лешко; в моей неизвестно чьей форме содержание именно Станислава Лешко, а вот при рождении я был кем-то другим. Тетраграмматоном.
— Отлично, — с удовлетворением произнес невидимка. — Я так и знал. Значит, ты все-таки не Станислав Лешко. Почему же в ответ на мой вопрос ты назвался именно так, а не по-другому?
— Да потому что я именно Станислав Лешко! — с досадой воскликнул Лешко.
Послышался глубокий вздох, потом невидимка укоризненно сказал:
— Нет, так мы ни к чему не придем. Ты назвал мне свое имя. Так или не так?
— Так, — подтвердил Лешко и сразу добавил, постаравшись опередить собеседника: — Куда мне идти, чтобы
— В Биерре ждут именно Станислава Лешко? — тут же осведомился настырный невидимка.
— Да, в Биерре ждут именно Станислава Лешко. То есть меня. Как туда попасть?
— В Биерре ждут Станислава Лешко, — задумчиво повторил невидимка, словно размышляя о сложнейшей проблеме. — Круг замкнулся и вопрос все тот же: какие у тебя основания думать, что ты и есть тот самый Станислав Лешко?
— Осознание собственного «я». Память, — сквозь зубы проговорил Лешко. — Ах, это не критерий? Ах, в один бокал можно наливать разные напитки? Тогда что же критерий?
— Вот! — торжественно провозгласил невидимка. — Вот именно! Что считать критерием? Почему вдруг появляется некто и называет себя Станиславом Лешко? Вот вопрос!
— Значит, ответа нет? — Лешко скептически усмехнулся. Все эти рассуждения были бесполезной словесной паутиной, не более…
— Почему нет? Что есть имя, наименование? Имя любой вещи — это условный знак, символ. Мир символов существует независимо от мира, скажем так, вещей. Вещи вполне могут существовать без символов, обозначений — и действительно многие из них до сих пор существуют без обозначений, потому что их некому обозначать! Берем любой символ, например, Тетраграмматон, и нарекаем этим именем Вселенную. Или дождь. Или шляпу. Становится ли от этого Тетраграмматон Вселенной или дождем? Становится ли Вселенная или дождь Тетраграмматоном? Становится ли Тетраграмматоном шляпа?
— А что такое Тетраграмматон? — полюбопытствовал Лешко. — «Тетра» — это ведь значит «четыре»? Да? По латыни или по-гречески.
— Еще один символ! — воскликнул невидимка. — Суть не в том, совершенно не в том.
— А в чем суть? Впрочем, это не столь уж важно. Во всяком случае для меня и именно сейчас. Сейчас мне важно узнать дорогу в Биерру.
— Биерра тоже не более чем символ, — заявил невидимка. — Назови Биеррой вот это самое место — и Биерра будет здесь. Вдумаемся в суть символа, определим роль наименования и попробуем рассмотреть сопряжение мира символов и мира вещей. Возьмем тот же самый условный знак: Тетраграмматон…
И в этот момент поблизости раздался крик:
— Беги оттуда! Немедленно беги оттуда! Посмотри на свои ноги!
Лешко резко обернулся на крик и чуть не упал. Оказалось, что его ноги почти до половины голеней погрузились в землю, словно он стоял не на твердой почве, а посреди болота. Он попытался высвободиться из этого неожиданного плена, а рядом кто-то продолжал бубнить о символах, Тетраграмматоне, Фохате, Сынах Майи, Светлых Дхианах и Темной Звезде.
— Выбирайся! Выбирайся!
Вергилий выскочил из-за деревьев и в несколько прыжков очутился рядом с Лешко. Схватил его за руки и потянул, упираясь сапожками в землю. Лешко старался изо всех сил, и наконец, с помощью Вергилия, ему удалось вытащить сначала правую, а затем и левую ногу. Не удержавшись, он повалился на мягкую подстилку из прелых листьев. Вергилий вертелся рядом, приговаривая: «Идем отсюда! Идем отсюда!» — а болтливый невидимка как ни в чем не бывало продолжал рассуждать о символах и вещах, о вещах и символах…