Зверь Лютый. Книга 20. Столократия
Шрифт:
Нет-нет, ну что вы! Просто вспомнился государь наш, Александр Третий:
"У России нет друзей... У нас есть только два надёжных друга: русская армия и русский флот!".
Вдруг эмир вздумает... неправильно? Что ж мне, из-за такой мелочи - "надёжных друзей" беспокоить?
Кстати, надо поинтересоваться - кто наследник и что за человек. И кто там - "следующий в очереди"? Чисто на всякий случай. Может, им тоже моё мыло понравится?
Ларчик - ещё один эксперимент моих деревообработчиков:
– - А
– - Ну, сделай.
Сделали. Без применения токарного станка. Некоторые были этим очень удивлены.
Контакт с "мойдодыром"-ташдаром надо активизировать. Прямой путь к "уху владыки" Булгара. Может быть отдельный и очень важный источник информации "из высших сфер". Посылать туда своего "связника"... У меня нет пока таких людей. Передавать через Мусу содержательные сообщения... не рискую. А вот запрос связника, с прикрытием даже не коммерческим интересом, а чисто чистотой эмирячьего тела... Посмотрим.
Пока просто напоминание:
– - Ташдар Абдулла, ты не забыл обо мне? И нашем взаимном... э... согласии. В деле спасения твоего любимого внука.
Усть-Ветлужский торг показал: "Святая Русь" не зависит от "Великого Булгара" в товарном отношении. Стоило пренебрежительно отнестись к "предметам роскоши", как из принципиального для меня оставался только шёлк. С их стороны тоже не было ощущения - "необходимо". Лосиные "лопаты", медвежьи ингредиенты, тонкий лён, янтарь... После прекращения работорговли - весь перечень. Причём и это - не себе, реэкспорт. Остальное они могут купить у других. Взамен древнего, бездонного рынка бобровых шкурок, имеется куча мелких позиций, где идёт игра чисто на сиюминутной разнице между покупкой и продажей.
Меня это не устраивало. Нужно существенно расширять номенклатуру. Но купцы очень недоверчиво относятся к новым товарам. Требовалось изменить всю схему продаж.
Я и раньше чувствовал, что "такой торг - нам не нужен", но чтобы до такой степени...
Караван уходил тяжело. То у них люди терялись, то товары не так лежат, то лодка течёт... Уже поздним утром я помахал им вслед в последний раз. И немедленно, оставив Николая разгребать купленное, непроданное и собранное Самородом у мари, кинулся назад во Всеволжск.
Вежливо улыбаясь и помахивая ручкой вслед собравшемуся уходить и никак не уходящему каравану, я даже и подумать не мог, что он везёт самую разрушительную бомбу этой эпохи - пацана по имени Плаксень.
Плаксень пришёл во Всеволжск с караваном Акима. Понтов у мальчишки было много. Ещё бы - ублюдок самого Акима Яновича! Коренной, урождённый, исконно-посконный, рябиновский... Сводный брат "Воеводы Всеволжского"! Да мы с братом...!
– - Вот выросту, Иван куда-нить по делам, и я тогда... вас всех... холопов гадских... плетями без счёту...!
Будь у нас более стратифицированная общность... Где каждый знает своё место... Или если бы статус его был более однозначным...
У меня "воздавать честь по роду" - не принято. Аким и сам
Сначала - вместе с кучей народа в Усть-Ветлугу. Типа: велено на торгу помочь. Через день, когда понял, что и здесь могут "за задницу взять" - убежал в булгарский караван. Спрятался там в барке. Купцы обнаружили его только на другой день. Особого желания вернуть... Ссадить на берег?
– Не дойдёт. А Плаксень просился и канючил:
– - Дяденьки! Добренькие, хорошенькие! Возьмите меня в холопы! Верой-правдой служить буду! Век воли не видать!
Так началась эпопея этого вредного негожего мальчишки. Элементом которой явилось топанье с досады ножкой по воде речной заводи одной, очень далёкой от здешних мест, реки. В которой сидел, в колодке раба, спрятавшись в воде по ноздри, Темуджин. Отчего и умер. А десятки народов, миллионы людей - остались живы.
Но я-то об этом не знал!
Конец семьдесят восьмой части
Часть 79. "Повстречался мне медведь во..."
Глава 432
Спешка была вызвана обычной для России проблемой: посевная. Как всегда у нас. Каждый год бывает - а всё "нежданный гость". Который "хуже татарина".
В здешних краях оптимальные сроки сева для яровой пшеницы, в районе 5-25 мая. Посевная, или точнее - то, что я таким словом называю, накатывала, жгла и болела.
Это не фигура речи - состояние душ множества моих людей. Они - хлебопашцы. Для них "пахать" - вот при таком прогреве почвы, не суждение, а ощущение. Инстинктивное, интуитивное, рефлекторное. Как чувство голода или жажды. Они спать не могут, болеют.
"Инда взопрели озимые. Рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку. Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился".
Озимых у нас пока нет. А так-то... заколдобились многие.
Что к чему - мы заранее понимали. По семенному фонду, по инвентарю - обеспечили с запасом. А вот с тягловым скотом... Его же в склад не положишь, в яму не ссыпешь! Оно же ежедневно кушать хочет!
Так что - в натяг. Как у соседей Есенина:
<